Гозман, представитель Чубайса: «Какие повреждения были у автомашин?».
Иванов: «Крыша сложилась, домиком встала. Три машины были повреждены».
Сысоев, адвокат Чубайса: «Вы сказали, что раскореженная «мицубиси» катила прямо на Вас?».
Иванов поправляет адвоката: «Простреленная, а не раскореженная. Раскореженные стояли на месте происшествия».
Все напряжённо слушают свидетеля. Память ли его подводит или у бывшего майора плохо с арифметикой, а может он невзначай проговорился, ведь всего пострадавших машин было три: бронированный БМВ Чубайса, который уехал, не притормозив, и видеть его Иванов никак не мог, и остаются тогда всего две - «девятка» Вербицкого и «мицубиси» с охранником Моргуновым за рулем, которая встретила Иванова на дороге и вместе с ним вернулась к воронке, которую сам Иванов в расчёт не берёт, потому и поправил адвоката Сысоева. Тогда какие ещё две раскореженные автомашины он видел на месте взрыва? Или просто перестарался бывший майор в своих свидетельских показаниях, полагая, что чем страшнее изобразит побоище, тем сильнее впечатлит присяжных?
Сторона защиты принялась проверять память майора-подполковника.
Квачков: «Кроме чутья, какие были у Вас основания выехать на происшествие за пределы зоны Вашей ответственности?».
Иванов бодро и бойко: «Я, как сотрудник милиции, могу пресекать противоправные действия на всей территории России».
Квачков: «Как часто Ваше чутье уводит Вас за пределы Вашей ответственности?».
Вопрос снят, он показался судье слишком ироническим, суд – дело серьезное.
Квачков: «Как далеко повело бы Вас ваше чутье, если бы Вы не наткнулись на происшествие на 650-м метре Митькинского шоссе?».
Вопрос, разумеется, снят.
Квачков: «Кем, когда и в каком документе 17 марта 2005 года зафиксировано сообщение о взрыве и обстреле кортежа Чубайса?».
Иванов: «Я не знаю, записал это дежурный в книгу или не записал».
Квачков: «В Ваши обязанности входит контроль за ведением документации?».
Иванов: «Входит».
Квачков: «А как часто обстреливают машины в зоне Вашей ответственности?».
Иванов: «Первый раз».
Квачков: «И Вы сочли этот эпизод незначительным и не внесли его в служебный журнал?».
Вопрос снят.
Квачков: «На каком расстоянии Вы заметили СААБ?».
Иванов: «На расстоянии от 70 до 90 метров».
Квачков: «И Вы смотрели на эту машину, двигаясь ей навстречу со скоростью 100-120 километров в час?».
Иванов не без гордости: «Я могу три минуты смотреть в одну сторону и в другую, и вижу всё. Меня отец учил видеть всё на триста шестьдесят градусов. Я глядел на машину и видел, как в нее садились люди и она двигалась».
Квачков: «Фрагмент номера Вы видели ясно? Вы же сами сказали, что машина была грязная?».
Иванов: «Я запомнил – либо 226, либо 626».
Квачков: «Когда давали в тот день показания, Вы уже знали номер машины СААБ?».
Иванов: «Да».
Квачков: «А почему не сообщили о нем следователю?».
Иванов, резко сбавив тон, бурчит: «Не помню».
Квачков: «Через два часа после события уже был объявлен план-перехват?».
Иванов: «Был».
Квачков: «После введения плана-перехвата машина СААБ могла пройти в обратном направлении в Москву?».
Иванов: «Могла».
Квачков: «Так почему ее не задержали?».
Иванов: «Не знаю».
Квачков: «Вы готовы участвовать в эксперименте – запрыгнуть в заднюю дверь тронувшегося с места СААБа?».
Иванов хмыкает: «Я что – плохо воспитан?».
Неожиданный эквивалент нашёл Иванов яркому и точному, но неприемлемому в суде: «Я что – дурак?», хотя ухмылка его именно это и выражала.
Квачков: «Сколько человек было в «мицубиси», когда Вы ее встретили?».
Иванов: «Два, это точно. Может и больше».
Ух, ты! У многих дух перехватило. Мне показалось в тот момент, что сторона Чубайса побледнела. Ещё бы: и Моргунов, и Клочков, и Хлебников из машины сопровождения Чубайса, стоя на том же самом месте, где сейчас стоял подполковник Иванов, всего лишь несколько дней назад убеждали суд, что Моргунов на «мицубиси» с места взрыва уехал один и никого, это все они подчёркивали особо, никого с места происшествия не вывозил, а Иванов без всяких сомнений уверенно свидетельствует, что в «мицубиси» было не менее двух человек, да ещё и подчёркивает: «это точно».
Квачков: «Люди, которые вышли к Вам из «мицубиси», они сообщили Вам номер лесовоза?».
Иванов изумленно: «В первый раз слышу!».
И снова все затаили дыхание, ведь Хлебников уверял суд, что Моргунов для того именно и уехал, бросив товарищей под обстрелом, чтобы немедля сообщить милиции номер загадочного лесовоза!
Першин, адвокат Квачкова: «Через какое время после сообщения о стрельбе Вы оказались на месте происшествия?».
Иванов: «Через семь-десять минут».
Першин: «Вы один выехали?».
Иванов: «Один».
Першин: «А почему Вы выехали один на место, где идет стрельба?».
Иванов: «О том, что идет стрельба, я мог только догадываться, я сначала информацию просто проверял».
Першин: «Выходит, то, что шла стрельба, – это только Ваши предположения?».
Судья снимает вопрос.
Миронов: «Вы сказали, что «мицубиси» была прострелена, а повреждений лобового стекла Вы не заметили?».
Иванов: «Не могу сказать, не врезалось в память».
Странная какая-то память бывшего майора: то фиксирует фрагмент номера на скорости в 120 километров, то в упор не видит растрескавшегося лобового стекла «мицубиси», выехавшего прямо на него, лоб в лоб.
Миронов: «Двух человек, которые вышли из «мицубиси», Вы можете описать?».
Иванов: «Люди и люди. Я не физиономист».
Миронов: «Пассажиры «мицубиси» покинули автомашину?».
Видно было, как заволновалась сторона обвинения. Затряс кудрями Гозман, заколыхался тучным телом Шугаев. Это не прошло мимо внимания свидетеля. Он попытался выпутаться из щекотливой ситуации: «Я остановился, когда «мицубиси» выехал мне прямо в лоб. Обычно от милиции бегут, а тут ко мне все кинулись. Я не понял – то ли это люди из «мицубиси», то ли не из «мицубиси»».
Миронов участливо: «Когда Вы сказали, что по дороге сюда около половины машин Вам показались подозрительными, это Вы так фигурально выразились или это свойство Вашей психики?».
От ответа Иванова спасает судья.
Адвокат Михалкина: «Вы, как начальник штаба батальона, выезжаете лично на каждое ДТП?».
Иванов высокомерно: «Нет, конечно, только в особых случаях».
Михалкина: «И Вы всегда в особых случаях выезжаете один?».
Иванов растерянно: «Что значит – особый случай?! В основном у нас происходят ДТП. Могу один выехать, могу не один».
Михалкина: «А на Вас бронежилет был? Ведь там была стрельба».
Иванов: «Я бронежилетов не ношу!».
Завершил опрос свидетеля Роберт Яшин вопросом, ставшим почти ритуальным: «17 марта 2005 года на маршруте движения и на месте происшествия Вы видели кого-либо из подсудимых?».
Иванов пожал плечами: «Нет».
На «нет», как верно говорится, и суда нет.
Первый же свидетель обвинения с треском провалил показания потерпевших, и так не сводивших концы с концами. Но главное даже не это, а странное, ничем не оправданное появление тогда майора Иванова в нужном месте и в нужное время - в зоне чужой ответственности, примчавшегося проверить информацию о стрельбе, полученную из так и не установленного ни следствием, ни судом источника. Попутно «случайно» приметил СААБ на обочине Минского шоссе, даже «на всякий случай» запомнил его подозрительный номер и ухитрился по спецсвязи его кому-то выболтать, а майора кто-то подслушал и объявил план-перехват на СААБ, даже не выяснив полностью его номер по системе «Поток»… Не слишком ли много случайностей, заложивших следствию основу невиданного успеха, что уже через несколько часов после происшествия и машина известна, и сам подрывник, брать которого прокуратура прибыла с огромной свитой телекамер. И не эти ли «случайности» так скоро принесли майору подполковничьи погоны?