– Возьмите двух казаков и поезжайте с господином Джеребьянцем к хану Шир-Али. Передайте ему это письмо Робертса. Аветис Аршакович имеет инструкции и знает, что ему надо сказать.
Мы отделяемся от сотни и скачем к высоким стенам ханского дворца. В селе уже заметили нас. Там начинается суматоха, но, в отличие от встреченных нами утром, жители не прячутся, а выбегают нам навстречу с ружьями. Их действия не оставляют нас в заблуждении. Теперь уже отчетливо видно, как они рассыпаются перед селом в цепь и наводят на нас стволы винтовок.
Я останавливаю казаков, выбрасываю предусмотрительно захваченный с собою белый флаг и в сопровождении переводчика и проводника шагом подъезжаю к цепи. Из нее выходит высокий, черный, обвешанный оружием курд. Он непрязненно смотрит на нас и ждет объяснений. Аветис Аршакович начинает пространную речь. Он сообщает о том, что мы друзья хана, прибывшие издалека, и что хан предупрежден о нашем посещении. Мы ждем от хана, чтобы он принял нас как друзей, ибо мы везем ему письмо и привет от его английского друга майора Робертса. Джеребьянц пускает в ход все приемы восточного красноречия, страстно закатывает глаза и бьет себя в грудь, но его излияния не производят ни малейшего впечатления на мрачного курда.
– Хана нет. Вот уже месяц как он отбыл на поклонение святым местам, – коротко отрезает он, а его злые глаза ясно говорят: «Убирайтесь сейчас же к чертям!»
Мы ошеломлены. Как это уехал на богомолье, когда всего две недели тому назад Робертс получил от него письмо с благодарностью за присланные деньги?
– Не может этого быть. Ты, наверно, ошибаешься. Я хорошо знаю, что хан должен быть здесь, – уверяет курда Аветис.
– Нет, он уехал. Я сам провожал его в путь, – тем же враждебным тоном говорит курд.
Из цепи к нам пробирается еще одна странная личность – маленький одноглазый старикашка с огромной зеленой чалмой на голове. Он долго молча разглядывает нас, затем злобно плюет на землю. Жест этот не оставляет никаких сомнений относительно его чувств к нам.
– Передайте им, что мы обязательно должны повидаться с ханом, так как у нас к нему важное дело, и мы не уйдем отсюда, пока не получим ответа на письмо.
– Тогда мы будем драться, – не задумываясь заявляет черный курд и лезет обратно в цепь.
Зеленый старикашка шипит какие-то ругательства и ковыляет за ним. Мы обескуражены. Молча поворачиваем коней и возвращаемся к стоящей вдали сотне.
– Ну що? – осведомляется Гамалий, хотя по его лицу видно, что он уже догадался о постигшей нас неудаче.
Я докладываю.
– Що за черт! Чи воны там белены объилысь?! – возмущается он и ударяет наганкой коня. Конь срывается с места и мгновенно выносит его вперед. В ту же секунду хлопают выстрелы, и пули шмелями начинают жужжать вокруг нас
– Сотня, слеза-ай! – командую я быстро и отвожу казаков за холм. Пули все чаще посвистывают над нашими головами.
– Вот тоби и встретил нас хан, – говорит Химич. – Хай ему грец на кинец, собаци!
Через минуту на холме показывается Гамалий. Он разозлен. Конь так и вертится под ним.
– Не подпускают близко, подлецы; нарочно подняли треск, а конь, окаянный, пугается выстрелов, не идет.
Стрельба затихает. Мы стоим в глупом ожидании. В суматохе сбежал наш проводник, и мы только сейчас заметили его отсутствие.
– Хай йому, собаци, болячка на спыну, – посылают вдогонку беглецу казаки.
Совещаемся. Надо что-нибудь предпринять. Или обойти ханское село, или же, что вовсе не желательно, хотя бы и с боем добраться до хана и передать адресованное ему письмо. После минутного обмена мнениями решаем сделать новую попытку завязать переговоры. Несомненно, хан сидит, запершись в своем дворце, и вместе с каким-нибудь турецким эмиссаром не без интереса разглядывает нас в бинокль.
– Нехороший симптом, – говорит есаул. – Это значит, что англичан где-то здорово поколотили турки, иначе этот дядя не встретил бы нас огнем.
Снова двигаемся вперед. Сотня рассыпается лавой. Я еду впереди с одним из взводов. В руке у меня огромный белый флаг, надувшийся, как парус, под ветром. Но опять трещат выстрелы, и на этот раз пули ложатся метко, почти у самых наших ног. Проклятые башибузуки ловко пристрелялись к нам. На левом фланге кто-то слезает и медленно уводит за холм хромающего коня.