– Господин майор, – вставая, чеканит Гамалий, – мне приказано лично отдать пакет, в собственные руки старшему начальнику встреченного мною соединения британских войск. Насколько мне известно, таковым являетесь не вы, а генерал Томсон. Поэтому я могу вручить пакет только ему. Вверенная мне сотня прошла свыше тысячи верст через горы и пустыни, по тылам неприятеля, каждую минуту рискуя погибнуть. До сих пор данный мне приказ был точно выполнен, и он будет выполнен до конца.
Голос Гамалия спокоен, лицо строго и непреклонно.
Англичане поднимаются, и майор деревянным голосом говорит:
– Я доложу генералу о вашем настоятельном требовании. Кстати, он поручил мне справиться о вашем здоровье и о состоянии эскадрона.
– Поблагодарите генерала. Сотня в порядке. А о деталях я сам расскажу генералу.
Англичане встают, козыряют и направляются к двери. На пороге Джекобс задерживается и в виде последнего аргумента конфиденциально сообщает Гамалию:
– Видите ли, генерал нарочно отсрочил ваше представление, чтобы иметь возможность одновременно порадовать вас сюрпризом. Дело в том, что о вашем героическом походе сообщено по радио в Лондон, и мы с минуты на минуту ждем телеграммы о награждении офицеров и казаков эскадрона орденами Британской империи.
– Русское командование будет чувствительно к проявлению такого внимания, но для нас награды – дело второстепенное. Приказ есть приказ, и я, как солдат, обязан ему повиноваться. Итак, ровно в десять часов я буду в Дераа. Надеюсь увидеть вас там, господа, – вытягиваясь во весь свой атлетический рост и отдавая честь, решительно говорит Гамалий.
Он был так великолепен в эту минуту, что я залюбовался им.
Англичане вскакивают на коней и берут сразу в карьер. Шестеро драгун, закинув за спины болтающиеся пики, вразброд скачут за ними.
– Недовольны, голубчики, даже эскорт растеряли, – провожая взглядом кавалькаду, смеется Гамалий и тут же кричит: – Горохов! Быстро чаю, да не осталось ли у нас клюквенного экстракта?
Ровно в девять часов Гамалий выходит из ханэ. Коричневая парадная черкеска, белый бешмет, прекрасная папаха – все лучшее, что лежало в сумах есаула, теперь на нем. Георгиевская лента темляка обвивает рукоятку шашки.
– Хорош? – спрашивает он меня. – Так надо! В этих краях друзей встречают по одежке.
Ему подают коня, и он легко вскакивает в седло. Аветис, просветлевший и тоже принаряженный, уже сидит на своем маштачке. Двое казаков попридерживают коней, третий же, приказный Донцов, держа в руке развевающийся сотенный значок, рысит за Гамалием. Через минуту вся группа несется по дороге.
– Вашбродь! – окликает меня Пузанков. – Дело есть до вас.
Мой «Личард» мнется и почесывает затылок, что является у него верным признаком неспособности отыскать подходящие слова.
– Ну, говори, – что там такое?
– Вашбродь, казаки спрашивают: не рады нам, што ли, английцы?
– Почему они так думают? Кормят, может быть, вас плохо?
– Нет, вашбродь, дают всего вдосталь, сыты и довольны едою казаки. Только смотрят на нас как-то чудно.
– Как это чудно?
– Да так, будто мы не люди, а диковинные звери, орда вроде, што ли.
– Вероятно, это просто потому, что они еще никогда в жизни казаков не видали.
– А хиба мы раньше английцев та индийцев бачили? А все ж глаз на них не таращимо. Та и не на солдат ихних, вашбродь, казаки жалятся. Солдаты ихни, особливо индийцы, просты, душевны. По-своему што-то лопочут. Што – не понять, а видно, щось доброе. А от майор, об нем речь. Он вовсе волком на нас глядит. Едет утром мимо сотни, так и скосоворотился. Солдат своих до нас не допущает, вроде мы им неровня. Казакам це дуже обидно, вашбродь. Сколько муки мы приняли, щоб до них дойти, а тут – на тебе! – горестно разводит руками Пузанков.
Что я могу ему сказать? Разве он не выражает мои собственные невеселые мысли?
Конский топот прерывает мои размышления.
– Вашбродь, квиток от командира, – передавая записку, докладывает подскакавший казак.
Развертываю и читаю:
«Борис Петрович! Передайте командование Химичу, а сами, забрав все мешки с английским золотом, выезжайте за мною. Извините, что потревожил, но вспомнил о деньгах только сейчас. Догоните в пути. Подождем вас где-нибудь под пальмой.
Через несколько минут хурджины с «кавалерией святого Георга» навьючены на мула, и я с двумя казаками, охраняющими груз, выезжаю из села. Тигр, широкий и мутный, катит свои желтые воды слева от дороги, то теряясь в зелени рощ, то вновь проглядывая между деревьями. Справа, верстах в четырех, начинается пустыня, тянущаяся до Евфрата.