– По радио только что передавали последние известия, – сказала она, когда он снял пальто. – Полицейский, которого ранили сегодня ночью, скончался.
Энсон молча вошел в гостиную и протянул руки и пылавшему камину. Мэг остановилась в дверях. Ее лицо было белее мела.
– Ну и что? – спросил он.
– Ты слышал, что я сказала?! – закричала она срывающимся от страха голосом. – Он умер!
Энсон посмотрел ей в глаза и снова удивился своему спокойствию. «В конце концов, этот идиот сам виноват, – подумал он. – Вел бы себя как полагается, и все было бы хорошо. Жил бы сейчас да радовался».
– Ну и что? – повторил он.
– Ведь это ты его убил, да?
Энсон бегло осмотрел комнату. «Какая неряха», – подумал он, глядя на остатки завтрака на столе. Он поморщился, чувствуя, как его охватывает отвращение, вынул из кармана «кольт», тщательно вытер его платком и, положив в футляр, запрятал в ящик буфета. Затем бросил в коробку оставшиеся пять патронов, предварительно так же тщательно протерев их.
– Ты брал шесть патронов, Джо… – выдавила Мэг.
– Думаешь, Фил заметит, что одного не хватает?
– Значит, ты убил человека! – простонала она.
Энсон схватил ее за руку и привлек к себе.
– Это только начало, – прошептал он, гладя ее вздрагивающие плечи. – Ты ведь сама сказала, что готова на все, Мэг. Поверь, когда затеваешь такое дело, выбора не остается. Мне пришлось его убить. Ради нашего счастья, Мэг… Теперь у меня есть деньги, чтобы выполнить весь план. Наш с тобой план… Теперь все… теперь ты со мной, и отступать тебе некуда.
– Расскажи мне о себе, Мэг, – попросил Энсон полчаса спустя. Он сидел перед огнем в большом ветхом кресле, Мэг прилегла на диван. – Я спрашиваю не из праздного любопытства. Чем больше я буду знать о тебе, тем лучше. Мне совсем не хочется, чтобы ты кончила в газовой камере.
Мэг вздрогнула.
– Мне страшно, Джон, – тихо проговорила она. – Я начинаю бояться тебя.
– Лучше бояться меня, чем Мэддокса, – ответил он. – В тот день, когда ты предъявишь требование о выплате страховки, он возьмет тебя на заметку и станет подозревать, даже если у тебя будет стопроцентное алиби, учти это. И первым делом он начнет рыться в твоем прошлом, поэтому мне надо знать заранее, есть ли ему за что зацепиться.
– Думаю, что нет.
– Ты случайно не привлекалась раньше к суду?
– Бог с тобой, Джон!
– А как по части неприятностей с полицией?
– Однажды я превысила скорость. Если это можно считать неприятностью…
– Что ты делала до замужества?
– Работала служащей в отеле «Коннот-армз» в Лос-Анжелесе.
– Надеюсь, там не сдавали комнат на час?
– Разумеется, нет.
– А еще раньше чем ты занималась?
– Работала в баре. Заставляла посетителей заказывать выпивку.
– Ты когда-нибудь водила этих посетителей к себе?
– Нет! – вскричала она, краснея от ярости. – Да неужели этот твой треклятый Мэддокс будет задавать такие вопросы, прежде чем заплатить по полису?
– Нет, но если полис покажется ему подозрительным, он пустит по твоим следам одну из своих ищеек и разнюхает о тебе буквально все, в этом ты можешь не сомневаться.
Мэг поднялась с дивана и удрученно вздохнула:
– Если б я знала, как все это сложно, никогда не согласилась бы впутаться вместе с тобой в такое дело.
– Теперь поздно давать задний ход. Ты, конечно, еще можешь отказаться, но тогда плакали твои пятьдесят тысяч… Ну ладно, что ты делала до того, как стала работать в баре?
– Жила с матерью, – ответила она, не глядя на него.
– У тебя были любовники после того, как ты вышла за Барлоу?
– Кроме тебя, ни одного.
– Кто-нибудь знает, что ты несчастлива в браке?
Она отрицательно покачала головой.
– У нас ведь никто не бывает, Джон.
– Может, твой муж кому-то на тебя жаловался?
– Уверена, что нет.
Энсон облокотился на спинку кресла и задумался.
– Хорошо, – произнес он наконец, – будем считать, что ты со мной откровенна. Учти, это в твоих же интересах. Мэддокс…
– Господи, да помолчи ты про своего Мэддокса! Он что, Синяя Борода?
Энсон вытащил из кармана сигареты и закурил.
– Теперь обдумаем следующий шаг. Твой муж будет дома завтра вечером?
– Он всегда дома, кроме понедельников и четвергов.
– Я приду в половине девятого. Постарайся сделать так, чтобы дверь была открыта и я мог попасть в дом. Если, чего доброго, он сам выйдет меня встречать, то мне не пройти дальше холла, а там, сама понимаешь, серьезного разговора не получится…
– Учти, что Фил страшно упрям, – напомнила Мэг.
– Твое дело – открыть дверь и впустить меня. Все остальное – моя забота. Ну, а сейчас мне пора, извини.
Подобно большинству слабых натур, Барлоу был не только упрямцем, но и грубияном, поэтому, когда Энсон, войдя следующим вечером в гостиную, увидел сидевшего у камина хозяина дома, он сразу же заметил в его взгляде тупую свирепую враждебность.
Поприветствовав Барлоу и представившись, Энсон не мешкая приступил к делу и заговорил было о целесообразности страхования жизни, но хозяин дома, как и предупреждала Мэг, нетерпеливым жестом оборвал страхового агента на полуслове и довольно грубо сказал:
– Все это меня нисколько не интересует, мистер. Я никогда в жизни ничего не страховал и не собираюсь. Будьте любезны поплотнее прикрыть за собой дверь, когда выйдете отсюда.
Энсон пустил в ход чарующую улыбку.
– Я специально приехал к вам из Брента, – сказал он. – Выслушайте, по крайней мере, что я хочу вам сказать.
– Никто не просил вас тащиться сюда на ночь глядя, – буркнул Барлоу и, повернувшись в сторону Мэг, спросил ее: – Зачем ты его впустила? Ты же знаешь, что я никогда не принимаю страховых агентов.
С этими словами он отвернулся и уткнулся в газету.
– Разумеется, если я вам мешаю, я уйду, – сказал Энсон, обращаясь к газете, которой загородился Барлоу, – но мне казалось, что возможность застраховать свою жизнь должна в наши дни заинтересовать здравомыслящего человека. Преступность, знаете, и все такое… И потом, мне рекомендовали зайти к вам.
Барлоу опустил газету и злобно взглянул на Энсона.
– Вам рекомендовали? Что вы хотите этим сказать? Кто рекомендовал?
– Мистер Хаммерштейн, директор магазина Фремели. Он подписал договор о страховании жизни и рекомендовал мне вас в качестве возможного клиента.
Барлоу покраснел.
– Мистер Хаммерштейн назвал вам мою фамилию? – взволнованно переспросил он.
– Совершенно верно, – ответил Энсон с лучезарной улыбкой. – У меня сложилось мнение, что он относится к вам с большим уважением.
– Что ж, спасибо за заботу, – произнес Барлоу после довольно длинной паузы. – Но все же вы напрасно потратили время и бензин.
– Ничего страшного, – ответил Энсон, – я был очень рад с вами познакомиться. Больше я вас тревожить не стану.
Барлоу вскочил на ноги. Казалось, он смущен.
– Я не хотел бы, чтобы вы думали… извините за такой прием, но, вы понимаете, обычно агенты так навязчивы… – растерянно забормотал он. Энсон снова широко улыбнулся.
– Да, тут вы правы, – сказал он, – среди нас попадаются просто несносные типы. Парадоксально, но именно они – лучшие специалисты своего дела.
Барлоу засмеялся и вышел в холл. От его враждебности не осталось и следа. Энсон, мельком взглянув на Мэг, тоже направился к двери.
– Я восхищен вашим садом, – сказал он хозяину дома, – очень хотелось бы взглянуть на него при дневном свете. Я тут заметил несколько великолепных роз…
– Вы интересуетесь садоводством?
– Это мое хобби, но я, к сожалению, живу в городской квартире… У моего отца был дом в Кармеле, и там он разводил розы, однако с вашими их не сравнить.
– Правда? – Барлоу был явно польщен. – Может быть, вы хотите осмотреть сад?
Энсон кивнул, и Барлоу открыл пластмассовый шкафчик рядом со входной дверью. В шкафчике чернели маленькие выключатели. Поколебавшись, хозяин дома повернул все подряд и открыл дверь. Энсон переступил порог и остановился, пораженный открывшейся его взору картиной. Это была настоящая феерия. Сад был освещен с искусством, которое не могло не вызвать восхищения. Казалось, что свет струится из самих цветов. Фонтан и маленький бассейн сверкали миллиардами желтых и голубых искр. И при этом не было видно ни одной лампочки.