— Черт, — почти провыла я. – Я умоляю, Светлана Юрьевна, только не говорите ей, что вы знаете, я вас очень прошу! Она не простит мне!
— Что с ней было, Ира?! – казалось, женщина не слышала меня – ее лицо стало похоже на каменную маску, а глаза блестели от стоявших в них слез.
— Мы… Мы не говорили об этом… подробно… Я лишь знаю, что она пыталась это сделать. У нее… У нее шрамы на руках. Она… Я не знаю, где и когда это было. Полагаю, в тот период, когда она уезжала.
— Господи… — слезы уже текли из глаз бедной женщины, а я готова была лечь под грузовик. – То есть я потеряла не только внука и зятя, но еще и чуть не потеряла свою дочь? – прошептала она.
Я не придумала ничего лучше, как обнять ее.
— Простите. Я не должна была говорить об этом. В любом случае, это давно в прошлом. И, пожалуйста, не говорите ей, что вы в курсе. Она… Ей и так нелегко.
— Я понимаю, — всхлипнула Светлана Юрьевна и открыла сумочку, начиная в ней копаться. – Господи, зачем я ищу салфетки, если никогда их с собой не ношу, — она с силой щелкнула замком и отставила сумку, утыкаясь мне в плечо. – Зачем она пыталась это с собой сделать? Она же такая замечательная…
— Светлана Юрьевна, успокойтесь, прошу вас. Это в прошлом. С ней все хорошо. Просто… тогда у нее были… проблемы. Она считала себя виноватой… До сих пор считает, на самом деле. Просто теперь чаша весов потихоньку начинает выравниваться. И, надеюсь, когда-нибудь она поймет, что ее вины не было в этом и вовсе.
— Просто… Я как представлю ее там, одну… В больнице… Почему нам не сообщили? Мы же ее родители!
— Вот этого я не знаю, — честно сказала я. – Но, уверена, это было ее желание. Чтобы вы не знали. Может, у нее документов не было с собой или еще что. А потом она сама отказалась сообщать, — предположила я.
— Господи, я поверить не могу. И он… Он продолжает ее во всем обвинять! Как же он… — Светлана Юрьевна продолжала качать головой. – Это ужасно.
— И ему, кстати, тоже не говорите, — на всякий случай предупредила я.
— Конечно, — постепенно выравнивая дыхание, проговорила мать Волжак. – Конечно. И… Спасибо тебе, Ирочка. Ты очень мне помогла. Я рада, что ты нашла время встретиться, — улыбнувшись еще дрожащими губами, сказала женщина. – И я рада, что у Кати есть ты. Ей очень повезло встретить такую девушку.
— Спасибо, — смутилась я, чувствуя, что краснею. Да уж, повезло. Сижу, разбалтываю все ее секреты. Дура.
***
Я приехала в отель только к семи часам. И я была выжата, как лимон. Мы очень о многом поговорили со Светланой Юрьевной. Не только о ее дочери, но и о разных вещах, которые ее даже не касались. Мать Волжак — интересная, умная женщина, общаться с которой одно удовольствие. И я была рада тому, что мы поговорили. Хотя я и сболтнула лишнего, конечно.
Я приняла душ и посмотрела на часы, гадая, когда вернется моя любимая женщина. За весь день она мне даже не написала. Я тоже решила не писать, так как посчитала, что она занимается делами. Только я взяла телефон, чтобы отправить ей сообщение, как дверь в номер открылась. На пороге стояла Волжак, и выглядела она смертельно уставшей.
— Привет, — я повернулась к ней, стараясь понять, в каком она настроении.
— Привет, — губы Волжак изогнулись в уставшей, но очень искренней улыбке. – Как прошел твой день? – она сбросила с плеч пиджак и подошла ко мне, одной рукой обнимая за талию, и уткнулась мне в волосы. – Ты так вкусно пахнешь.
Я обняла ее в ответ, растворяясь в этом объятии, и ответила:
— Насыщенно. Я облазила весь рынок, — я тоже обняла ее за талию и направила к дивану.
— О, правда? Что-то купила? – Волжак послушно села, откидывая голову на спинку и закрывая глаза.
— Пару мелочей.
— Прости, что тебе пришлось провести все это время в одиночестве, — пробормотала она, вытягивая длинные стройные ноги.
Я встала за ее спиной и опустила ладони на плечи, начиная их массировать.
— Все в порядке, — да уж, я была не одна, я разбалтывала все секреты твоей матери. — А как прошел твой день?
Волжак застонала, когда я затронула особенно чувствительные точки.
— Долго. И нудно. Но зато весьма продуктивно — я сделала все, что хотела, поэтому завтра можем вернуться домой.
— А тот выходной, насчет которого ты договорилась, у нас сохраняется? – спросила я, продолжая массировать ее плечи и наклоняясь к уху.
— Да… А что? – Волжак приоткрыла один глаз.
— Просто хочу побыть с тобой наедине. Весь день, — честно ответила я. Я соскучилась по ней и… Еще меня немного тяготило чувство вины. За то, что я втайне от нее встречалась со Светланой Юрьевной, да еще и разболтала ей обо всем, о чем только можно. И нельзя тоже. К счастью, Светлана Юрьевна была умной женщиной – она втайне от своего мужа списала мой номер у него из записной книжки, а не стала спрашивать у дочери. Правда, откуда мой номер у самого Волжак – мне было все еще неясно, но… Я уже ничему не удивляюсь, что касается этого мужика. Уверена, он меня пробил по всем базам, каким только мог. Наверняка, даже знает, во сколько лет я ветрянкой переболела.
— Тогда у тебя будет такая возможность, — улыбнулась Волжак, притянув меня ближе. – Можем начать прямо сейчас.
— Нет-нет, — я тут же отодвинулась. – Сейчас ты идешь в ванную, а потом в кровать. Спать, — закатила я глаза, видя выражение ее лица. – А утром мне все расскажешь. Если захочешь, — добавила я слегка неуверенно.
— Обязательно расскажу, — улыбнулась Волжак. – А «спать» — это… — она многозначительно пошевелила бровями.
— Нет, — твердо ответила я, – Волжак, спать – это спать. Все. Иди, — я помахала рукой, еще больше запахивая халат и завязывая его потуже.
— Ла-а-адно, — протянула она голосом обиженного подростка, но встала с дивана. Проходя мимо меня, дернула за пояс, халат распахнулся, а Волжак, хихикая, убежала в ванную.
И это – моя взрослая, самодостаточная, серьезная женщина? Господи, как же я ее люблю!
========== 12 ==========
Когда мы вернулись домой, жизнь потекла по-старому. Только мы с Волжак стали друг к другу как будто ближе. Я многое о ней узнала и была благодарна за откровенность. Она рассказала, что отныне является абсолютно свободным человеком, не зависящим от своего отца. Когда она ездила к нему в тот день, в то время как я встречалась со Светланой Юрьевной, он даже с ней не разговаривал. Но… Он сам виноват. И мне действительно было его жаль, потому что ему не выпадет возможности узнать свою дочь такой, какой она была. И мне было жаль саму Волжак, конечно. Потому что хоть она и говорила, что счастлива, что их с отцом больше ничего не связывает, я видела в ее глазах грусть. До сих пор поступки ее папаши имеют на нее влияние и причиняют боль.
Почти неделю спустя, после того, как Волжак стала курировать несколько фирм, которые наша компания взяла себе в партнеры, и на знакомство с которыми мы ездили вместе, селектор на моем столе заработал, и я услышала любимый голос:
— Ирина Николаевна, загляните ко мне, пожалуйста, через пару минут.
— Конечно, — ответила я, нажав на кнопку.
Ровно через две минуты я улыбнулась и встала с кресла. Хотя внутри чувствовала какое-то волнение. Буквально полчаса назад из кабинета Волжак вышел Иванцов, и я не знала, о чем они разговаривали, хотя беседа их была очень долгой. Надеюсь, это никак не касается ее отца.
Я зашла в кабинет своей любимой начальницы и уселась на стул, на который она мне указала рукой, продолжая подписывать какие-то документы.
После нескольких мгновений тишины и изучения потолка я не выдержала:
— Все в порядке? Что хотел Иванцов? Вы так долго разговаривали.
— Секунду, Ир, я закончу с бумагами, — Волжак подняла фирменную ручку, давая знак помолчать. Еще через несколько секунд она отложила все документы и посмотрела на меня. – Да, все в порядке. Мы с Михаилом Андреевичем обсуждали одну очень интересную перспективу.