Весла и правда согрели Костю, но грести пришлось недолго. Выплыв примерно на середину реки, хотя в тумане о местоположении байдарки можно было только догадываться, Семен скомандовал Косте «сушить весла», сам сделал то же самое, потом нагнулся, поднял со дна байдарки большой тяжелый камень и швырнул его в воду рядом с бортом.
— Зачем? — удивился Костя.
— Якорь, — объяснил Сема.
Только тут Костя заметил, что от скрывшегося под водой булыжника к лодке и внутрь нее идет толстый фал (так Сема учил скаутов называть веревки).
— И еще все равно немного тащить будет, — заметил Сема, — даже здесь течение сильное.
Костя огляделся, они как будто находились в молоке, через которое с трудом пробивались звуки недавно проснувшегося леса и легкое журчание воды.
Сема выдал Косте удочку — моток толстой лески на куске дерева с большим тяжелым грузилом и солидным крючком. Помог надеть на крючок наживку — кусок вскрытой и порезанной ножом беззубки.
— Ну давай, — скомандовал он, — забрасывай. Сейчас солнце пригреет, туман разгонит, самый клев начнется.
Костя закинул удочку и тут же пришел в недоумение:
— Сема, а где ж поплавок?
— А он не нужен, ты леску на палец намотай и так жди. Почувствуешь, когда дернет.
Костя так и сделал.
Утренний несильный ветерок потихоньку разрывал туман в лохматые клочья, разгоняя его над водой. Все больше и больше поверхности реки открывалось Костиному взору. А туман понемногу становился похожим на грязную изорванную вату, вылезшую из какого-нибудь замызганного одеяла или телогрейки. И вот, когда наконец стал виден лагерь на берегу Шойны, у Кости впервые клюнуло. Он это понял сразу, так живо и по-настоящему дернула леска его палец. И тут же клюнуло еще и еще. Костя рванул леску на себя. Он почувствовал, как что-то забилось там под водой на натянутой капроновой нити, связывающей его палец с острым жалом крючка.
— Клюет?! Тяни! — крикнул ему Сема.
И Костя стал выбирать лесу, укладывая ее на дно байдарки правильными большими петлями. На крючке висел жирный, горбатый, полосатый, колючий окунь с красными перьями плавников. Костя опустил улов на дно лодки и, исколов пальцы о спинной плавник бьющейся рыбы, с трудом выдрал из ее рта крючок, который окунь заглотил целиком.
Где-нибудь через час они вдвоем с Семой поймали уже около полутора десятков окуней.
— Хватит, — сказал Семен. — Куда нам больше. Вон какие красавцы. Остальные пусть плавают. А то только зря загубим.
Он вытащил из пучины якорь-булыжник и взялся за весло.
Уже до берега оставалось не больше десятка метров, а то и ближе, когда прямо рядом с лодкой выскочила и плеснула здоровенная рыбина. Наверное, вроде той, что выловил Сема вчерашним утром.
— Сема, давай ее поймаем, — взмолился Костя, в котором проснулся рыболовный азарт. Кстати, и рыба эта оказалась особенно вкусной.
Ни слова не говоря Семен вновь плюхнул камень через борт, и рыбаки взялись за удочки. Однако ждать пришлось долго, никто в Шойне больше не покушался на предложенную наживку.
— Ладно, фиг с ней, — наконец махнул рукой Сема, — пусть живет. А нам в лагерь надо. Наташка, вишь, сколько дыму напустила.
Действительно, со стороны лагеря, от которого рыбаков отнесло немного вниз по течению, валил густой дым, сначала прямо поднимающийся столбом вверх, а потом загибающийся гигантской буквой Г и мутным ковром расстилающийся над поверхностью Шойны.
Сема стал доставать свою снасть из реки, то же начал делать и Костя и вдруг почувствовал, что на другом ее конце висит такая тяжесть…
— Чего? — спросил Сема, глянув на удивленно-озабоченное Костино лицо.
— Я, кажется, поймал, и большую. Помоги, мне одному не вытянуть.
Семен нагнулся к Косте и принял из его рук лесу. Теперь они тянули вдвоем. Рыба была так тяжела, что лодка тоже двигалась по направлению к ней, насколько позволял якорный канат. Сема удивлялся:
— Да-а, здорова, должно быть.
И вот рыбина была уже совсем рядом, подо дном лодки. Последнее усилие. И…
Из-под воды появилась полукруглая металлическая дужка.
— Вот те на, — сказал Сема, но леску не бросил, а, подтащив эту дужку поближе к себе, ухватил ее рукой и извлек на поверхность обыкновенное оцинкованное ведро, наполненное водой. Немного помятое, но даже не очень-то ржавое.
— Не унывай, — засмеялся он расстроенному выражению на Костиной физиономии. — Этот улов для нас поценнее любой рыбины будет. Мы теперь в этой посуде все что хочешь сварим. Только откуда оно тут?
Семен на минуту задумался, а потом сказал:
— Знаешь что, Костян, ты посиди тут в лодочке, а я искупаюсь маленько.
— Ты что, холодно же.
— Ничего, я закаленный. Нырну-ка я, посмотрю, нет ли еще чего на дне речки.
Сема живо стянул с себя куртку-штормовку, потом тельняшку, снял сапоги, джинсы и, оставшись в одних плавках, встал в заходившей ходуном байдарке. Потом он ловко прыгнул за борт.
Сема так долго не появлялся на поверхности, что Костя уже начал беспокоиться, не утоп ли инструктор скаутов. Но нет, мокрая, прилизанная водой голова Семы вынырнула из глубин, и он, отфыркиваясь, стал оглядываться по сторонам.
— Ну что? — спросил Костя.
— Сейчас, Костян, место запомню, — произнес Сема не очень понятную фразу, продолжая вертеть головой. Потом ухватился за борт, глянул Косте в лицо и пояснил:
— Лодка там. Надо бы ее достать.
— «Титаник»?
— Нет, другая лодка. Не байдарка. Металлическая, вроде бы даже моторка. Держись!
Семен словно дельфин выбросился по пояс из воды и перевалился в байдарку, ухватившись за дальний от него фальшборт.
— Все, поплыли к ребятам.
В лагере пойманная Семой и Костей рыба, а еще больше привезенные ими новости вызвали небывалое до сих пор оживление. Окуни тут же вместе с ведром были переданы в руки Наташки, а вся остальная компания, включая и дежурного Костю, отправилась к тому месту, где Сема нашел затонувшую лодку. Наташке наверняка тоже хотелось пойти вместе со всеми, но, помня о своей недавней оплошности, повлекшей за собой неприятные последствия, она сочла за лучшее остаться у костра в лагере, затаив неистребимое своеволие до лучших времен.
— Как же мы ее вытащим? — удивлялся Женька. — В Узорове мы велосипед из реки тащили, и то тяжело было, а тут железное корыто, наполненное водой.
— Главное ее с места сдвинуть, — уверял всех Сема, — в воде все тела легче. Давайте попробуем сначала так: я нырну, привяжу там к чему-нибудь фал, а потом все вместе по-бурлацки потянем с берега.
Нырнуть-то Семен нырнул и фал к чему-то там на носу лодки привязал, а вот стронуть с места эту лодку так и не удалось даже объединенными усилиями. Сема задумался.
— Время у нас есть, — сказал наконец он. — На рыбе с грибами еще денек-два продержимся. Давайте сделаем ворот.
— Давайте, — как всегда, согласился Лыка, но тут же поправился: — А как?
— А вот как, — сказал Сема и предложил свой план изготовления ворота.
Плот на время забросили, благо он был почти готов. К тому же зачем плот, если лодка — вот она, только достань. Все занялись изготовлением ворота. Для этого вырубили четыре солидных бревна и врыли их попарно так, что они образовали что-то похожее на два икса, стоящие друг против друга. Чтобы конструкция была устойчивее, врытые наклонно бревна подперли другими бревешками поменьше. Затем Сема сам выбрал еще одно бревно, снабженное двумя крепкими толстыми сучьями, расположенными на небольшом расстоянии друг от друга. Это бревно, по задумке Семы, и должно было служить собственно воротом. Его уложили на скрещенные бревна и получилось нечто, очень напоминающее козлы, на которых в деревнях и по сей день пилят дрова. Только у этих «козел» лежащее поперек «иксов» бревно можно было поворачивать вокруг оси, и сучья могли служить рычагами. К одному из сучьев Семен привязал фал, другим концом уже привязанный к носу лодки. Провозились с перерывом на обед до самого вечера, однако решили не откладывать на завтра. То есть, соорудив всю конструкцию, тут же приступили к вытаскиванию лодки из Шойны. Все взялись за рычаги и медленно стали поворачивать бревно-ворот. Лодка стронулась с места и пошла. Промучившись еще около часа, подтащили лодку к берегу. Но едва из воды после очередного поворота ворота появился нос и верхние края бортов, как сквозь них, будто из дуршлага, брызнула струйками вода. Вся лодка оказалась с обоих бортов испещрена множеством дырочек.