— Нет, — задумчиво произнес Семен, — я туда утром не заглядывал. Пока не стали паковаться.
— Все точно, — заблестела глазами Наташка, даже заулыбалась. — Этот мужик и украл твою карту и твой компас!
— Может быть, — Семена явно что-то смущало, — только странно, что он деньги из другого кармана рюкзака не свистнул. Деньги-то на месте.
— А зачем ему здесь деньги? — горячилась Наташка. — Здесь карта и компас дороже денег. Может, он тоже заблудился, пришел ночью, переночевал в моей палатке, а утром нашел в твоем рюкзаке карту и компас.
— Может, и так, — пожал плечами Сема. — Только дела теперь это не меняет. Завтра готовьтесь к переселению. И ребят искать надо.
У костра вновь наступило затишье. Упоминание о пропавших вновь возродило тревогу.
В тот вечер отбой в лагере наступил рано и как бы сам собой. Сразу после ужина скауты стали готовиться ко сну.
Глава VII ПРОТОКА, ВЕДУЩАЯ В ЧЕРТОВ УГОЛ
Семен не хотел брать Костю с собой, да делать было нечего, кто-то ведь должен был показать вход в протоку. Трудно далось ему это решение. Также, как и то, когда он решил повременить с поисками, давая ребятам возможность вернуться самим. Но теперь все решения предстояли только трудные.
Семен, конечно, попытался расспросить Костю, чтобы тот просто описал ему вход в эту проклятую протоку. Но то ли парень хитрил, то ли объяснять не умел… Времени и так уже было потеряно много. Необходимо было приступать к поиску ребят немедленно, и Семен скрепя сердце взял Костю с собой.
«Зеленый змий» скользил вдоль сплошь покрытого высокой осокой болота, в котором действительно было невозможно различить какой-нибудь вход. Одна трава, трава, трава. «Только змиям тут и плавать», — угрюмо думал Семен, глядя на ровный салатовый ковер, скрывающий под собой трясину.
Костя тоже не спускал глаз с этого ковра, что-то высматривал, Семен все время видел его профиль с немного вздернутым еще мальчишеским носом и оттопыренной нижней губой. Вдруг Костя повернулся.
— Тут, — сказал он. — Кажется, тут.
— С чего взял? — спросил Семен, который не видел отличия этого места от остальных.
— Видишь, — Костя показывал куда-то на дальний край осокового ковра, за которым невысокой стеной поднимался тонкий темно-зеленый до синевы тростник.
— Ну? — спросил Семен.
— Видишь, тростинки поломаны. Это Лыка их палкой побил, когда мы по протоке из леса выходили. Мы-то думали так легче будет, а она потом вся в болото ушла. Серега палку подобрал, чтобы путь прощупывать, и по тростнику ею молотил.
— Мог бы раньше мне эту примету сказать, — разозлился Семен.
Костя только плечами пожал и ничего не ответил.
— Ну вылезаем, — скомандовал Семен.
— Зачем? — возразил Костя. — Здесь глубина больше чем по колено, байдарка пройдет. А дальше еще глубже будет.
— Ну давай попробуем, — Семен развернул «Змия» носом к салатовому ковру.
Лодка и правда легко, с тихим шелестом подминая и раздвигая осоку, двинулась к спрятанному в тростнике входу в протоку. Прошла она и сквозь полосу тростника, всего-то метров десять. А за ним она выскользнула на узкую темную полоску свободной воды с осоковыми берегами. За осокой на невысоких настоящих берегах с обеих сторон стеной возвышался еловый лес.
— Однако красивый у черта вход. Прямо-таки с почетной дорожкой, — восхитился увиденным Сема.
— Сем, — тут же спросил его Костя, — а почему тут вода красная какая-то? Будто вся заржавела. Из крана такая после ремонта течет.
— Торф, — ответил Сема. — Торф на дне болота. Растворяется он немного, и вода приобретает красный оттенок. Ох, и вонять же она будет навозом, если ее вскипятить.
— Почему? Торф же не навоз.
— Все равно органических веществ много. Когда такую воду кипятишь, всегда навозом пахнет. А вообще-то она чистая. Пить можно.
Лодка медленно двигалась по протоке. Тишина елового леса царила кругом, и Костя с Семеном невольно переговаривались тоже вполголоса.
— Коряги могут быть, — предупредил Сема, — смотри во все глаза.
— Они тоже об этом говорили.
— Понятно. Значит, найдем.
Насколько мертвым казался лес, настолько жива была протока. Уже в самом ее начале Костя обратил внимание на быструю извивающуюся стрелку, отделившуюся от камышей. Через два взмаха весел они с ней поравнялись, и Костя с ужасом понял, что по правому борту их байдарки плывет живая змея.
— Сема, змея, — почему-то шепотом произнес он.
— А, это уж, — спокойно ответил Сема, — видишь, золотая коронка на голове. Красавец.
— А гадюки тут есть, как ты думаешь?
— Может, и есть. Да ты не бойся, наши змеи сами тебя боятся. Какая-нибудь кобра или гюрза — другое дело. А гадюка тебя кусать не будет, если ты ее не будешь руками ловить.
Вдруг немного впереди и справа закачался тростник, и тут же из него взлетела большая серая птица заломив голову назад и уложив ее на шею, она понеслась над протокой, напоминая птеродактиля из фильма про доисторическое прошлое.
— А это кто?
— Цапля. Серая цапля. Есть тут дичь наверняка. Небось и уток увидим.
Семен оказался прав, очень скоро они повстречали пару чирков, вообще презревших появление лодки. Они так и кормились среди осоки на самой границе с чистой водой, переворачиваясь и погружая до половины в воду свое маленькое тельце и поднимая поплавком куцый хвост. Видно было, как быстро работают при этом их черные лапки.
— Надо же, ничего не боятся, — заметил Сема. — Как в зоопарке.
Плыть Косте становилось все интереснее и интереснее. Он все время ожидал теперь новых встреч. Отец перед отъездом рассказывал ему о том, как много в Карелии всякой живности, особенно птиц. Но за прошедшие дни, во время плавания по Шойне, кроме одного глухаря на отмели да обычных лесных пичужек, которыми кишит Подмосковье, Костя так никого и не увидел. А тут столько всего сразу. Но ему хотелось большего, увидеть бы лося, кабана или лучше всего медведя, только издали. Поэтому Костя остро вглядывался в окружающие его камыши и глухую стену леса, которая оставалась все такой же мрачной и молчаливой. Протока ж казалась рекой жизни в мертвом царстве.
Единственное, что отравляло Косте впечатление от путешествия, — это комары, неумолчно звеневшие двумя облаками над ним и Семой. Сема ругался черными словами, порой забывая о присутствии скаута:
— Ах твари, ах кровопийцы, какой же я дурак, что не взял из рюкзака репеллент! — это было самое мягкое.
Еще хуже комаров были слепни, налетавшие эскадрильями по несколько штук. С ревом истребителя они делали несколько виражей вокруг головы жертвы, тщательно выбирая угол атаки, и неожиданно пикировали на цель, выхватывая целые кусочки мяса из тел путешествующих по протоке. В основном они успешно атаковали голые части рук, лицо, шею, но один из них прохватил у Кости футболку в распахнувшейся на груди джинсовой куртке. И чем дальше протока уносила пришельцев в лес, тем яростнее становились атаки слепней и комаров.
— Они ж нас живьем съедят, гады, — бормотал Сема. И Костя не считал его слова таким уж преувеличением. Сначала он пытался отмахиваться веслом, но скоро, поняв бесполезность своих упражнений и чуть не перевернув лодку, Костя отрешился от внешнего мира и греб, втянув голову в плечи, чтобы поменьше голой шеи торчало наружу. Он наглухо застегнул куртку до самого верха, поднял воротник, опустил прежде закатанные рукава, застегнул на них обшлага и жалел только, что на нем бейсболка, а не ушанка — нельзя натянуть на уши. Сема тоже спрятался в одежду, как мог, но на нем даже бейсболки не было, и поэтому доставалось больше.
— Что ж ты не сказал, что тут столько комаров?! — возмущался Сема.