Но он не позвонил Кэрол — он перелистнул несколько страниц «Татлера» и нашёл страницу с заметками о ресторанах. Ну, и что наш ослина Бейзил накропал в этом месяце? Даффи читал страничку со всё возрастающим недоверием. И это называется работа? Ходишь во всякие места для недоумков — вот как в этом случае в один из рыбных ресторанов в Челси — от души и от пуза там наедаешься, таскаешь с собой свою Леди Ослицу, переписываешь в блокнотик меню, добавляешь пару-тройку шуточек, притворяешься, будто их в процессе поглощения очередного рыбного деликатеса выдала твоя дражайшая супруга, и идешь в следующий ресторан. А цены-то, цены. За те деньги, что стоила в Челси одна несчастная рыбная закуска, у Сэма Вичи можно было получить семь добротных обедов.
Он бросил журнал на пол и отправился в ближайшую туалетную, а оттуда — вниз по лестнице, в общую комнату. Лукреция полулежала на софе в своей излюбленной позе; белокурые волосы каскадом ниспадали с бокового валика, тут же, под рукой, сигарета и разбавленный виски. При виде Даффи она равнодушно кивнула. Он присел на стоящий напротив стул и с удивлением обнаружил, что прочищает горло. С не меньшим удивлением он услышал последовавшие за этим собственные слова.
— Мне кажется, что в «Пуазон д’Ор» очень хороший соус.
— Что?
— Мне кажется, что в «Пуазон д’Ор» очень хороший соус.
— Что-что?
— Соус. Они ещё добавляют туда шафран (так ли он понял?). Это очень мило.
— Где это?
— В «Пуазон д’Ор».
— Всё, — резко проговорила Лукреция, — повторяйте-ка за мной. Пу-ас-сон. Пуассон.
Каждый раз, как она это говорила, губы у неё расходились, а потом сходились вновь и так, что это было очень, очень мило.
— Пуазон.
— Пуассон. Пу-ас-сон.
— Пуазон.
Лукреция наградила его одной из тех полуулыбок, что рождали желание увидеть, как она улыбается по-настоящему.
— Обещайте мне кое-что. Никогда не заказывайте во французском ресторане рыбу, идёт?
— Обещаю, — он взглянул на неё, — а что не так?
— Вы забавный, знаете вы это? Вы забавный.
Интересно, было ли это в её устах похвалой. Так или иначе, Даффи вдруг почувствовал себя с ней посвободнее. Он уже собирался вежливенько перевести разговор на более общие темы — вроде того, любит ли она лошадей, и каталась ли когда-нибудь в фургоне модели «Шерпа» — когда за дверью послышался шум. В комнату вбежал Джимми; с волос у него капала вода, но гидрокостюм, к счастью, он уже снял. Он встал между ними, спиной к Лукреции, и принялся яростно подмигивать Даффи.
Даффи довольно долго смотрел на его энергичное кривлянье, прежде чем до него дошёл его смысл.
— Ох, э… простите, Лукреция.
Она отпустила его одним взмахом руки.
Восторженный Джимми повёл его за дом и к росшим возле озера кустам. Там, под брошенными в беспорядке гидрокостюмом и ластами, лежал синий пластиковый пакет, в каких носят грязное бельё. Из пакета торчал хвост. Ручки пакета были связаны.
— Пришлось перерезáть верёвку, — сказал Джимми. — Камень привязывали или что ещё. Хотел поднять и груз, но не сумел.
— Прекрасная работа, — сказал Даффи и похлопал Джимми по плечу. Ни фраза, ни жест, не были в натуре Даффи, но он считал, что должен говорить с Джимми его языком. Ныряльщик так и просиял и принялся пространно описывать, как он разделил озеро на сектора, как поставил на берегу метки и передвигал их всякий раз, как заканчивал с очередным сектором. Даффи дал ему закончить и повторил:
— Прекрасная работа.
— Энжи будет довольна, правда?
— Вне всякого сомнения, Джимми. Но мы, наверное, скажем ей об этом попозже.
— Ох.
Лицо у Джимми так и опало; при таком рельефе это было не удивительно.
— Видите ли, у меня есть мысль.
— Вот как, — казалось, Джимми загорелся идеей Даффи прежде, чем тот успел ему её объяснить, словно любой, у кого была мысль, автоматически заслуживал уважения и подчинения.
— Дело в том, что Рики бросили в озеро потому, что не хотели, чтобы Анжела его похоронила. А может, они не хотели, чтобы мы как следует рассмотрели его труп. И кто бы это ни сделал, он тут, рядом с нами. Значит, если мы сейчас всем об этом расскажем, то же самое может случиться снова. Рики опять исчезнет, на этот раз — навсегда…