— Я скажу вам, почему вы этого не делали, — продолжал Даффи, — вы не делали этого потому, что никогда бы этого не сделали: потому что вы не способны на такой поступок. И потому, что кто бы это ни сделал, он не стал бы прятать их под собственной кроватью.
— Они их нашли, — сказала миссис Колин. — Вы их нашли. Я должна уйти.
— Вам хорошо здесь?
— Да. Здесь хорошо.
— Как вы ладите с мистером и миссис Хардкасл?
— О, очень хорошо.
— А они не… как бы это сказать… не ревнуют к вам?
— Ревнуют?
— Ну да.
Почему бы и нет; похоже, ревность — главная тема сегодняшнего дня.
— Они не думают, что вы чересчур уж усердно работаете? Что миссис Кроутер слишком уж к вам благоволит?
— Нет. Ничего особенного. Миссис Кроутер такая приятная женщина.
— А что за ссора вышла у вас с Никки? Почему она на вас кричала?
— О, просто она слегка избалована, мисс Никки. Нет, ничего особенного. Я раз поймала её в библиотеке, она смотрела то, что не должна была смотреть, и я велела ей уйти. Это было несколько дней назад, но она до сих пор сердится на меня.
— А как насчёт Джимми?
Он же обещал Вику, что постарается повесить это на Джимми.
— Мистер Джимми… что он такого сделал?
— Мы ещё пока не знаем.
— Мистер Джимми — он джентльмен, — с нажимом произнесла она, — он помогает по дому.
Даффи подумал, что Джимми мог бы заняться разработкой пылесосов, на которых можно ездить, а миссис Колин сделала бы им рекламу — что ж, может, он и займётся — годиков через шесть-семь.
— Миссис Колин, если я кое-что сделаю для вас, выполните вы мою просьбу?
— Я в любом случае её выполню. Что вы хотите? У вас не слишком чистые туфли.
— Ничего, ничего, мне так нравится. Послушайте, моя просьба в том, чтоб вы пока не уходили. Полиция хочет поговорить с нами со всеми.
При упоминании полиции миссис Колин потянулась за носовым платком.
— Не надо, миссис Колин. Это по поводу Джимми. Они захотят поговорить с вами о Джимми.
— Мистер Джимми джентльмен, — сказала миссис Колин.
— Разумеется.
Джентльмен Джимми или нет — стало главным предметом развернувшейся за ужином дискуссии, которая была тем вольнее, что Генри позвонил сержанту Вайну и испросил разрешения уехать домой, чтобы ухаживать за своей престарелой матушкой. Анжела и Белинда вернулись около шести. Анжелу уложили в постель с большим количеством спиртного, ужином на подносе, портативным телевизором и звонком — на случай, если ей нужна будет компания; рассказ Белинды о том, что произошло в участке, вызвал всеобщее оживление.
Во-первых, выяснилось, что того, кто на неё напал, Анжела не видела. Она гуляла по опушке — что-то ближе к вечеру, а точнее она не помнит, — и тут на неё напали сзади. Чья-то рука зажала ей рот, к горлу приставили нож, который она не видела и описать не могла. Её потащили, завязали глаза, в рот воткнули кляп. Она не сопротивлялась. Сильный — вот единственное, что она могла сказать о нападавшем. Очень сильный. Она не видела его рук, на мгновение ей показалось, что мелькнул зеленоватый кожаный рукав, но она не была в этом уверена. Нет, она никакими силами не могла бы опознать мужчину, притащившего её в лагерь Джимми. Так она утверждает. Тогда откуда ей известно, что это был мужчина? Если это женщина, то невероятно сильная. И женщина не могла бы сделать то, что случилось потом.
И вот здесь-то крылось то, что послужило вторым предметом дискуссии. Анжела не изнасиловали. Когда Белинда об этом рассказала, за столом раздался искренний вздох облегчения, а Даффи почудилось, будто он слышит слова миссис Колин: «Мистер Джимми — он джентльмен». Анжела рассказала, как её тащили, потом бросили на что-то — не на землю, а как выяснилось потом, на кусок брезента, — где-то очень близко застучал молоток. Она не кричала, не лягалась, не пыталась подняться — понимала, насколько всё это бесполезно, и ещё она думала, что, может быть, её похитителю только того и надо. Через минуту или две она поняла, что её локти туго привязаны к чему-то, что вбито в землю. Ей что-то надели на голову, связали лодыжки — она по-прежнему не сопротивлялась — и стянули до колен колготки. Когда ей задрали юбку, она приготовилась к худшему. Она приготовилась и к самому худшему тоже. Некоторое время ничего не происходило, потом ей послышался какой-то странный шум, вроде бы царапанье. Через несколько минут она почувствовала, что к её правому бедру что-то прижалось — может быть, колено, и вслед за тем что-то закапало на её ягодицы. Это не был дождь. Потом она лежала и ждала, ей было холодно, она боялась задохнуться и всё думала, найдёт ли её кто-нибудь, и что случится, если тот, кто её найдёт, не захочет её спасать.