— Да, это я, Гариб. Не стоит удивляться до такой степени! Я приехала повидаться с супругом.
В полумраке коридора лицо Гариба казалось темным, как эбеновое дерево. Он совладал с первоначальным удивлением и, поклонившись, пробормотал, что хозяин совсем не ждал меня в Париже.
— Разумеется, я не предупреждала заранее о своем визите. Но между мужем и женой во Франции это и не является обязательным условием… Ну-ка, проведи меня к герцогу.
— Герцог спит, госпожа, — выговорил индус, меняясь в лице.
— Спит? — Честно говоря, я никак не ожидала такого сообщения. — В полдень?
— У хозяина сильно болела голова, как иногда бывает. Он выпил вина и уснул.
Что-то в тоне индуса заставило меня насторожиться. Я бросила взгляд на бутылки на подносе:
— Куда ты несешь все это?
— Друзья хозяина, благородные господа, приказали доставить.
— Ну, так доставь. А потом мигом проведи меня к мужу.
Мой тон был так повелителен, что индус и не помыслил больше препираться. Поклонившись еще раз, он метнулся к одной из дверей и скрылся за ней. Бутылки позванивали в такт его движениям. Как ни быстры были его маневры, я успела бросить взгляд за дверь, распахнувшуюся перед ним на пару секунд, и мне показалось, что в клубах сигаретного дыма я различила массивную фигуру Кадудаля у окна. Ид де Невиль тоже был там. А еще — граф де Бурмон, мой прошлогодний воздыхатель, развалившийся на неубранной постели в довольно-таки небрежной позе. Вся эта картина, по правде говоря, вызывала уныние. Мне показалось, я заглянула к узникам в камеру, и от увиденного сердце у меня сжалось.
Гариб, одергивая сюртук, вернулся, сделал почтительный жест рукой:
— Пойдемте, госпожа. Комната хозяина с другой стороны.
Минуту спустя я уже стояла посреди гостиничного номера — небольшого, но хорошо убранного, видимо, сказывались заботы индийского камердинера. Обстановка здесь состояла из платяного шкафа, стола и импровизированного умывального столика, устроенного в углу посредством какой-то хромоногой подставки и медного таза. Стол был чист, тарелки аккуратно сложены, чернильный прибор в безукоризненном порядке. Альков был задернут клетчатой домотканой занавеской. Отдернув ее, я увидела спящего Александра… и спустя миг почти отшатнулась: такой терпкий стоял здесь винный дух.
Растерянная, я обернулась к индусу:
— Боже правый… да ведь герцог был пьян?
Стоило добавить «мертвецки пьян», но я не могла выговорить таких слов перед прислугой. Индус, пряча глаза, в который уже раз поклонился, словно хотел за этой почтительностью скрыть смущение:
— С вашего позволения, госпожа, я буду внизу. Хозяин скоро проснется, вы сможете поговорить.
Не разглашая подробностей, он прикрыл за собой дверь. Недоумевая, я вернулась к мужу. Как ни мал был мой опыт общения с пьяными мужчинами, я легко могла понять, что такой беспробудный сон в сочетании с въевшимися в одежду винными запахами указывают на то, что мой супруг порядком прикладывался к бутылке — причем, наверное, в течение не одного дня. Может, пил все то время, что был в Париже, — иначе говоря, спивался… Сердце у меня пропустило один удар. Подобрав юбки, я села рядом с мужем, взяла его руку, сжала в своих ладонях.
«Мой милый… Господи, как же тяжело тебе, наверное, было!»
Мне не особо нужны были теперь подробности встреч роялистов с Бонапартом. И без объяснений было ясно, что роялисты не добились своего, что первый консул поставил их перед выбором, которого они наверняка не хотели делать: служба Республике или эмиграция. То-то так невесело выглядела комната Кадудаля… Когда прошла первая волна сострадания, я подумала: может быть, сведения, принесенные мне Талейраном, переубедят Александра? Или хотя бы смягчат для него тяжесть выбора? Ведь уехать навсегда в Англию — это слишком тяжелое решение для француза, можно сказать, невыносимое. Понятно, когда такое решение принималось во время террора, но сейчас… когда столько благоприятных возможностей открывается для нас во Франции — зачем примерять на себя судьбу изгнанника?
Александр был бледен, в темных волосах у висков серебрилась седина. Я смочила платок, отжала его, осторожно протерла мужу лицо, наклонившись, поцеловала. Он не проснулся, но какое-то подобие улыбки мелькнуло у него на губах. Вздохнув, я решила не тревожить его, не приводить в чувство насильно. В конце концов, я тоже почти не спала прошлой ночью. Сбросив с постели пару лишних подушек, я скинула туфли, распустила ленты шляпки и устроилась у Александра на плече. Некоторое время я просто лежала, уставившись глазами в потолок и горестно размышляя, а потом сама не заметила, как задремала.