— Разве теперь достаточно заплатить, чтобы попасть на бал? — растерянно осведомилась я.
— Революция всех уравняла! — язвительно пояснила Эме. — В любое общество можно попасть, имея деньги! Впрочем, у совершеннейших бедняков теперь есть собственные танцевальные залы, вход в которые стоит два су.
— Почему же вы не заведете себе бальный зал, если это так выгодно? — спросила я машинально, лишь бы что-то спросить, ибо еще не вполне поборола в себе оторопь от увиденного.
— Легко сказать, мадам де Ла Тремуйль! Для этого надобно иметь большой дом в Париже, вроде вашего. Нет, моя мечта — игорный салон. Это куда прибыльнее и не в пример легче.
Манеры публики в ресторане Фраскати были, на мой взгляд, ужасны. Мужчины разговаривали с дамами, не снимая головных уборов, и открыто целовали им руки повыше локтя. Женщины, как я заметила, в упор, не стесняясь, разглядывали нас с Эме в лорнет и довольно громко обменивались своими впечатлениями, которые я вполне могла бы расслышать, если б напрягла слух.
Герцогиня уверенно, я бы даже сказала, походкой гренадера пересекла зал и заняла свободный столик в нише. По всему было видно, что она здесь частый гость и официанты ей рады. Служителю, явившемуся по первому щелчку пальцев, она заказала обильный обед и две пинты шабли[15].
— Будет ли петь сегодня Гара, мой любимчик? — поинтересовалась она у официанта.
— Через час или два, мадам. Не одна вы его ждете! — засмеялся официант, ловко сдергивая грязную скатерть со стола и расстилая новую.
Эме наклонилась ко мне:
— Ах, какой это певец! И какой красавец! Я с ума по нему схожу.
Я понятия не имела, кто это, и вообще нахождение в подобном месте вызывало у меня легкую тревогу, будто я находилась в притоне. Неужели именно так живет сейчас столица? Может, мне лучше уйти, пока меня никто здесь не заметил? Прежде чем я успела додумать эту мысль, официант грохнул на стол два горшка с густым овощным супом, дюжину жареных перепелов в виноградном соусе, паштет, большую тарелку с вареньем и овечьим сыром и песочный пирог с мирабелью[16].
Герцогиня всплеснула руками:
— О-о! Мои перепела… Отведайте, Сюзанна, лучше этого могут быть только жареные дрозды!
Меня больше беспокоил громадный запотевший графин с белым вином, который был водружен на стол вместе со снедью. Зачем столько вина? Он напомнил мне большущие фьяски[17] с кьянти, столь популярные в моей родной Тоскане, и я с тревогой сказала об этом сотрапезнице.
— Ну так ничего удивительного, — заявила Эме, — Фраскати итальянец, вот и подает щедро.
Она вскинула на меня глаза и добавила:
— Впрочем, ваши материнские корни — тоже из Италии, насколько я знаю. Черт возьми! Вот теперь мне вполне понятен замысел нашего дружка Талейрана. Каков хитрец, все предусмотрел!
— Что вы имеете в виду?
— Вы — наполовину итальянка. Ха-ха, у вас с Бонапартом куда больше общего, чем можно подумать сначала!..
Мне слегка надоели намеки, которые она то и дело рассыпала на предмет каких-то планов Талейрана относительно меня, и я решила ответить прямо, не останавливаясь даже перед грубостью.
— Что вы болтаете, Эме? Может, вам еще взбредет в голову сказать, что Талейран готовит меня для консульской постели? На мой взгляд, вы именно к этому клоните!
Герцогиня, успевшая уже осушить бокал вина, громко рассмеялась. На щеках у нее уже цвел румянец.
— Э-э, моя дорогая, вы никогда не были глупы! Догадались! Ну, а почему нет? Все может быть!
— Я замужем, если вы забыли.
— Ну и кому когда это мешало? Не лицемерьте! У меня было два мужа… а у вас, насколько я знаю, — целых три, причем один из них был, проклятье, якобинец. А граф д’Артуа, ваш пылкий поклонник? Париж еще не забыл ваших с ним зимних катаний по улицам…
Она глотнула еще вина и, явно желая поставить меня на место, заявила:
— Чем вы лучше других, спрашивается? Ну, чем? Время сделало из каждой из нас куртизанку. Все продаются… — Эме засмеялась и, играя бровями, добавила: — Правда, вам удалось сохранить благопристойный облик. Герцог дю Шатлэ появился очень кстати и дал вам возможность играть спектакль долгого и прочного замужества!..
— По-моему, в вас говорит зависть, герцогиня, — парировала я, скрывая за спокойствием возмущение. Внутри меня все вибрировало. Никогда прежде я не слышала о себе таких мерзких завистливых речей! — У нас с господином дю Шатлэ два сына. Только полный глупец или откровенный недруг может назвать такой брак спектаклем!