Ушастая подошла к личу и вытянула вперёд руку. Её пальцы остановились в паре сантиметров от его лица.
— Можно?
Лич слегка офигел. Видать, раньше его никто не спрашивал перед тем, как потрогать. Хотя да, не спрашивали. Я-то точно не спрашивала. Да и всего-то кровь с камзола стёрла.
Лич покосился на Упыря. Имп скалился во все клыки и уже где-то достал ведёрко с поп корном. Красноволосый пожал плечами, храбро зажмурился и выдохнул:
— Можно.
Победного вопля от Арвен не последовало. Жаль. Я бы тоже к Упыриному поп корну приложилась.
На лице ушастой капслоком читались восхищение и жадность, пока она кончиками пальцев оглаживала лича со всех сторон.
— Какой интересный симбиоз, — приговаривала Арвен, водя хоровод вокруг очередного предмета её мечтаний. — Где таких делают? Я себе такого же хочу.
— Не получится, — прочавкал Упырь сквозь поп корн. — Этого Мира больше не существует. Можете сказать «спасибо» этой курице на камне.
— А технологии?! — тут же обиделась ушастая.
— Не-а, — мотает головой Упырь. — Для создания такой прелести нужны местные демоны, нормальные никак не подойдут. Никто из нормальных демонов на такое не согласится.
— Вот же…
Арвен пустила дым из ноздрей и отошла от лича, разочарованно вздохнув.
— Отлично, — Упырь потёр лапищи. — Я примерно воссоздал состояние Катеньки на момент пропажи филактрия. Дальше всё просто, как та самая табуретка. Лич сосредотачивается на вместилище своей души, берёт жену моего Хозяина за руку, Лена знает, что делать дальше. Арвен, обеспечьте нам, пожалуйста, нам тень.
Интересную придумку задумал имп. В принципе, никто ничего не предлагал, так почему бы и нет?
— Упырик, я правильно понимаю, — уточняю я, — ты хочешь, что бы я достала предмет из человека?
Я-то наивно надеялась просто запугать Катеньку, что бы она добровольно отдала всё до последних трусов. Устроить озабоченной самке человека экскурсию на дно реки на пол минуты было в моих силах. Да, я очень добрая, аж десять раз. Или пока не вернёт.
— Ты правильно понимаешь, — подтверждает имп. — Приступайте.
Ладонь лича на удивление горячая. Когтистые пальцы с осторожностью сжимают мою руку. Арвен зажигает пульсар и тень Упыря накрывает Катеньку. Я кладу свободную руку той на грудь, и…
Боги! Теперь я точно знаю, что такое мерзотная мразь. Это ощущение на уровне энергетики. Затхлость, спёртый воздух, болото. Тончайшие энергетические щупы оплетают мою руку, по локоть уходящую в чужое тело, и ползут выше. Добираются до плеча, до шеи, заползают в рот, нос, застилают глаза. Смаргиваю, пытаясь вернуть зрение. Ничего. Щупы состоят из той же черноты, что уничтожила уже два Мира.
— Что. Это. За. Хрень?
Кто вообще сотворил такое? Кто выпустил в Мир такое чудовище? Не удивительно, что Катенька слегка не в себе. Удивительно, как она вообще не живёт в комнате с мягкими стенами. Было несколько претендентов на эту роль, леди Джилва поступила правильно, почти инициировав ту, что была на виду.
Пожиратель Миров. Искроед. Возможно, что сама девка ни в чём не виновата, мало ли, кто кого хочет. Но давать такую силу избалованному ребёнку, это кем надо быть? Но были ли полностью подготовлены другие претенденты? Сильно сомневаюсь.
Ноги не держат и подкашиваются. Лич перехватывает меня за талию и прижимает к себе, не давая упасть.
Тихий шёпот в ухо:
— Вытащи его… Верни мне душу… Всё, что угодно…
Опрометчивое решение.
Скалюсь, рычу и наконец сжимаю пальцы на чём-то тонком. Цепочка? Шнур? Верёвочка? Не знаю.
Рывком вытаскиваю руку из тени и чуть не падаю, оступаясь.
— Руку отпусти, — уже шипит мне в ухо лич. — Больно же.
Ха! Легко сказать, отпусти. Мои пальцы свело судорогой, фиг разожмёшь.
Криво усмехаюсь и поднимаю свободную руку с зажатым в ней шнурком, на котором болталась прозрачная каплевидная висюлька.
— Оно?
Пальцы мне разжимал Упырь. Всё той же палкой.
В избушке Арвен, как оказалось, были комнаты, о которых я не знала. Вот такое упущение. Серые стены с облупившейся штукатуркой, маленькие вентиляционные отверстия в стенах, никаких окон. Из мебели лишь стол времён Советского Союза с вбитой скобой посередине столешницы, стул с жёсткой спинкой, табуретка без одной ножки и портрет Сталина на стене со стороны стула. Иосиф Виссарионович смотрел на собравшихся с немым укором.