– Хей, можно мне пройти? – спросил он, кивая на дверь.
– Тебе хоть есть восемнадцать, сопляк? – спросил один хриплым голосом.
– Я родился, когда еще трицератопс пожирал мастодонта, – издевательски ответил он, убирая руки в карманы.
– Не шути, чувак. Показывай документ или проваливай, – спокойно выговорил второй.
– Ничего личного, ребят, – юноша поднял ладони, – но документы остались в машине.
– Будь любезен, сходи за ними, принцесса, – первый ненавистно харкнул под ноги. – Если, конечно, хочешь попасть внутрь.
– Ладно, придурки, давайте по-хорошему, – он поднял указательный палец, – я спокойно прохожу и никого не трогаю. Никого не трогаю, – повторил он медленнее, прямо глядя на бугаев. – И никто не пострадает.
– Слышь, принцесса, уматывай отсюда, не трепи нам нервы!
– Ну, ладно, сладенький, ты сам этого захотел.
Он оттолкнул пальто и скоро достал револьвер. Пустое дуло мрачно смотрело на «сладенького», в глазах с секунду выразился испуг, внезапно сменившийся на самоуверенность, лицо расплылось в довольной улыбке, он расслабился и подозвал его пальцами. Константин, не думая, врезал в открывшееся место. Охранник собрал лицо в точку, стремительно превращающуюся в черную дыру, ноги судорожно сжались, он мычал и пытался не шевелиться. Брови второго влезли на темечко, одна рука продолжала оберегать самое ценное и самое чувствительное, вторая сжималась кулак.
– Вот ты мразь, – прошипел он, делая выпад.
Парень увернулся и врезал рукоятью оружия в переносицу. Кровь стремительным потоком, словно вода из-под крана, брызнула на форму.
– Познакомься с Бреттой, – любезно сказал Константин, целуя металлический ствол.
Проход был свободен. Он, не глядя на корчившегося и воющего, зашел в клуб. Спустившись по лестнице, раздвинул руками занавески, сделанные из двух десятков ниток с насаженными на них переливающимися шариками, и сел за барную стойку. Подняв большой палец вверх и поставив кулак на стол, он дал знать, чтобы бармен налил пива. Парнишка скоро кивнул, вынимая пальцы с полотенцем из граненого стакана, поставил большую кружку и плеснул в неё желтого пойла, вспенившегося, шипящего. Он толкнул её в сторону посетителя, пена от пива легким пером легла на поверхность стола, стекло точно и аккуратно попало в ладонь Константина. Тот благодарно по-мужски качнул головой и приблизил к губам напиток. Гадкое пойло смочило рот, холодной струей влилось в желудок и потеплело. Он не хотел пить, но понимал, что, если не сделает этого, последствия могут быть необратимыми.
Когда ему было несколько месяцев, его отец сбежал из дома. Позже мать рассказывала о его безобразном поведении, о том, как он воспользовался её беспомощностью, в результате появилось такое чудо, как Феликс, долго могла оправдывать себя тем, что горячо любила эту отвратительную мразь и думала изменить его в лучшую сторону. Погнавшись за юбкой, он плюнул на семью и исчез. С тех пор отчаявшаяся женщина косо смотрела на мужчин и не подпускала их ни к себе, ни тем более к сыну, способному стать одним из них. Константина не принимали в детском саду: ребенок всегда играл один, придумывал собственные истории, песни, игры для одного человека и небольшие пьесы на основе сложенных рассказов. В школе одноклассники считали его заносчивым гордецом, всезнающим придурком, противным отбросом общества, но его ничуть не заботило мнение окружающих: в учебное учреждение ходил лишь по глубокому убеждению образования и развития умственных способностей. Спустя месяц после его четырнадцатилетия мать сбила машина. Водитель скрылся с места преступления и ни разу не принес своих извинений на протяжении того времени, пока женщина лежала в больнице в тяжелой коме. Мальчишка забросил учебу, днями сидел у постели матери, вечерами зачитывался книгами по анатомии, физиологии, биохимии и рано понял, что все люди смертны, все способны умереть не только на следующий день, но и даже на следующую минуту. Мать, не дав напутствий в жизнь, умерла во сне. Одинокий мальчик продолжал жить в жутком, агрессивном, греховном мире, способном растоптать тебя в любую секунду.
Допив залпом оставшееся пиво, он смахнул рукавом тонкую нить пены на губе и выдохнул весь воздух из легких. Пальцы держали ручку кружки, ногтями зацеплялись за шов, который казался несколько интересным. Алкоголь медленно достигал мозга, позывы к продолжению пира продолжались с удвоенной силой. Ударив дважды по столу подушечками пальцев, он привлек внимание бармена, мило улыбающегося двум девушкам, потягивающим коктейль из одного фужера. Он движением головы спросил о желаниях посетителя, на что тот толкнул кружку, остановившуюся от соприкосновения с ладонью юноши. Константин скрестил руки и поднял указательный палец, следом за ним выпрямил мизинец и поставил его на стол. Бармен был слегка удивлен его познаниям в знаках, особенным для этого заведения. Он убрал кружку, продолжая улыбаться девушкам и строить им глазки, достал чистый стакан, повертев его в ладонях, развернулся к шкафу со спиртным, взял в руку начатую бутылку и плеснул содержимое в посуду. Достигнув половины, водка перестала бежать. Парнишка отодвинулся в сторону, сделал несколько режущих движений и бросил в стакан две дольки лимона, придавив их тремя кубиками льда. Девушки, хохоча, допивали свой алкоголь, весело вспоминая телефонные номера, чтобы поделиться ими с «красавчиком». Он отправил Константину его заказ, не расплескав ни одной капли.