СХЕМАТИЧЕСКОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ РЕЧНОГО ПУТИ ЧЕРЕЗ КАМЧАТКУ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII ВЕКА.
уродились лишь немногие. Но Крашенинников отметил, что эти выводы нельзя распространять на всю Камчатскую землю. Он узнал, что около Верхне-Камчатского острога ячмень может вызревать благополучно.
Так же как в прошлом году, Крашенинников ездил летом на взморье, чтобы измерять прилив и отлив и продолжать другие наблюдения, начатые раньше.
Наступила осень 1739 года. Крашенинникову попрежнему жилось трудно. Правда, 'он получил провиант, который выхлопотали для него Миллер и Гмелии, проезжая через Иркутск. Но денег не было. Крашенинников продолжал вести исследования, не обращая внимания на нужду.
Он снова поехал в Нижне-Камчатский острог, а затем побывал в северной части Камчатской земли, где жили коряки, еще не вполне подчинившиеся русской власти, хотя и считавшиеся покоренными. Потом Крашенинников начал новую рукопись: «О нравах и поведении коряков».
Зимними вечерами, сидя один в бревенчатой избе с маленьким окошечком, в которое вместо стекла был вморожен кусок чистого льда, Крашенинников зажигал светильню с рыбьим жиром. Он пересматривал свои записи о жизни камчадалов, приводил в порядок выписки из архивных дел, подсчитывал «ведомости о числе ясачных иноземцев», полученные из разных острогов. А иногда, когда вспоминались годы ученья, раскрывал случайно уцелевшую в пути книгу Квинта Курция об Александре Македонском.
В далеком Камчатском остроге, обнесенном стенами, наполовину засыпанными снегом, Крашенинников по-латыни читал о подвигах юного императора в Индии, залитой солнечным светом.
Тысячи верст, отделявшие Камчатку от мест, где жили люди, которые тоже читали и думали над книгами, как будто исчезали. Крашенинников мысленно переносился в мир, открывавшийся перед ним в лучшие минуты ученья.
Пришло и скоро прошло короткое дождливое камчатское лето. Подошла осень 1740 года. Крашенинников все еще ждал, что приедут Гмелин и Миллер.
Б сентябре прибыло судно, которое обычно рал или два в год посылалось из Охотска на Камчатку. Крашенинников думал, что на этом судне приедут Гмелин и Миллер, но вместо них приехал адъюнкт Стеллер. Адъюнктами назывались научные сотрудники, работавшие под руководством академиков.
Академия наук послала Стеллера в Сибирь, чтобы он продолжал исследовательскую работу Гмелина и заменил его в экспедиции. Гмелин и Миллер на пути из Иркутска встретились со Стеллером, которого увидели в первый раз.
Гмелин сперва с некоторым удивлением смотрел на этого молодого ученого: на Стеллере не было парика, который принято было тогда носить, и он совсем не заботился о своей одежде. Но Гмелин скоро заметил его преданность науке.
«Мы могли сколько угодно говорить Стеллеру о всех чрезвычайных невзгодах, ожидавших его в путешествии, — это только больше понуждало его к этому предприятию. Он вовсе не был обременен платьем и имел одну посудину, из которой ел н в которой стряпал сам. Его нисколько не огорчали лишения в жизни. Ему было нипочем пробыть целый день без еды и питья, когда он мог совершить что-нибудь в пользу науки», писал потом Емелин.
Академики решили, что Стеллер поедет вместо них па Камчатку и будет сопровождать Беринга в его плавании. Студент Крашенинников должен был находиться в подчинении у адъюнкта Стелл ера.
— Просмотрите наблюдения, которые сделал Крашенинников. Ежели некоторые описания покажутся вам сомнительными, проверьте и дополните либо исправьте, — говорили Емелин и Миллер Стеллеру.
Приехав в Болыдерецкий оетрог5 Стеллер стал выполнять это поручение.
— Вы будете состоять в моей команде. Ваши наблюдения и описания передайте мне, — сказал он Крашенинникову.
Крашенинников отдал ему свои рукописи.
Стеллер начал немедленно сам изучать природу Камчатки и жизнь ее населения. В основу своей работы он положил материалы, собранные Крашенинниковым с таким самоотверженным трудом.
По требованию Стеллера, Крашенинникову выдали жалованье из казны Бодыперецкого острога. Однако этих денег едва хватило на уплату долгов и покупку самого необходимого провианта. А болыиерецкий приказчик заявил, что без особого указа впредь выдавать деньги не будет.
Стеллер понял, что и он сам и приехавший с ним живописец Веркан скоро попадут в такое же трудное положение, как и Крашенинников, если на Камчатку не будут посланы мука и деньги для сотрудников экспедиции.
— Летом будущего, тысяча семьсот сорок первого года, как только пойдет судно в Охотск, пошлю вас в Якутск, а оттуда в Иркутск, дабы добиться выплаты жалованья и получить для нас всех провиант, — сказал Стеллер Крашенинникову.
В июне 1741 года Стеллер отплыл к берегам Америки, а
Крашенинников — в Охотск. Стелл,ер рассчитывал возвратиться на Камчатку через четыре месяца. Он вернулся через год, прожив зиму на безлюдном острове с командой Беринга.
Крашенинников, три года один изучавший Камчатскую землю, больше туда не вернулся.
VI
Крашенинников после долгих хлопот получил в Иркутске жалованье для сотрудников экспедиции. Он закупил провиант и собирался везти его на Камчатку.
В это время пришло письмо от Гмелина и Миллера из Тобольска.
«За потребно рассуждаем, чтобы вы были попрежнему с нами для всякого вспоможения», писали академики.
Крашенинников отправил на Камчатку муку и другие запасы с солдатом, который находился в его распоряжении. Потом он выехал к Гмелину и Миллеру и присоединился к ним уже на У рале.
— За годы путешествий по Сибири и Камчатке я более двадцати пяти тысяч верст проехал, — говорил впоследствии Крашенинников.
В феврале 1743 года он вернулся в Петербург вместе с Гме-лииым и Миллером.
За десять лет, которые прошли с тех пор, как Крашенинников уехал в экспедицию, порядки в Академии наук мало изменились. Петербургские академики все так же раз или два в неделю собирались на конференцию и слушали доклады на латинском языке. Попрежнему среди академиков не было ни одного русского ученого.
Но за это время появился новый русский адъюнкт — Ломоносов. У него было много общего с Крашенинниковым. Ломоносов был сын крестьянина, а Крашенинников — солдатский сын. Оба они учились в Москве, в Спасских школах.
Они были почти ровесниками. Но Ломоносов начал учиться гораздо позже. Когда Крашенинников достиг уже класса философии, Ломоносов обучался -в школе только второй год. Потом
Крашенинникова е товарищами вызвали в Петербург. А когда через три года Академия наук решила снова вызвать двенадцать учеников из Москвы, Ломоносов тоже обучался в философском классе! Спасских школ. В Петербурге его также экзаменовал академик Байер. И Ломоносов, так же как Крашенинников, оказался на экзамене одним из лучших учеников.
В те годы, когда Крашенинников путешествовал по Сибири и Камчатке, Ломоносов обучался за границей. Академия наук послала его туда учиться химии и металлургии. Теперь Ломоносов уже стал адъюнктом. А Крашенинников сам изучал природу, географию и жизнь людей в еще не исследованном далеком крае. И так же, как Ломоносов, он хотел теперь отдать свои силы науке.
Гмелин и Миллер признавали, что Крашенинников со временем должен стать адъюнктом. Они полагали, однако, что ему следует предварительно пополнить знания. В апреле 1743 года состоялось заседание конференции, на котором Крашенинникову пришлось держать экзамен.
Он составил на латинском языке описание одной рыбы и одного цветка. Эти работы зачитали на конференции. Потом профессора стали задавать вопросы на латинском языке. А Гмелин и Миллер заявили, что во время экспедиции Крашенинников постоянно отличался любознательностью и усердием в работе.