Через три дня после того как «Надежда» подошла к Нукаги-ве, Робертс сообщил Крузенштерну, что островитяне увидели с горы далеко в море трехмачтовый корабль, идущий к острову под всеми парусами. Можно было не сомневаться в том, что это «Нева». На другой день она действительно вошла в залив.
— С величайшей радостью увидели мы нашу спутницу «Неву» после семинедельной разлуки, — говорили потом моряки.
Они радовались не только товарищам, с которыми невольно сблизились за долгое совместное плавание. Было гораздо спокойнее и веселее плыть по океану и подходить к почти не изученным землям не в одиночку. Все понимали, что лишь тогда, когда недалеко находится другое судно, можно рассчитывать на помощь в беде.
Капитан Лисянский рассказал, что побывал у острова Пасхи, надеясь встретить корабль Крузенштерна. Туземцы бежали там по берегу вслед за «Невой». Когда спустили шлюпку, они поплыли навстречу, предлагая кокосовые орехи и другие плоды в обмен на разные мелочи. А на берегу стояли какие-то странные большие статуи, очень грубо высеченные из черного камня — вероятно, изображения богов. Лисянский не стал задерживаться н, убедившись, что нет «Надежды», пошел к Нукагиве.
Оба капитана вместе нанесли новый визит королю в другом его доме, находившемся довольно далеко от берега, и видели лес из кокосовых пальм и хлебных деревьев, тянувшийся до самых гор, стоявших вдалеке.
Крузенштерн приказал одному из лейтенантов итти на шлюпке вдоль берега, чтобы осмотреть побережье на возможно большем расстоянии. Лейтенант вернулся с сообщением, что в' нескольких милях имеется большой залив, повидимому не менее удобный для стоянки кораблей, чем тот, где стояли «Надежда» и «Нева».
Через два дня Крузенштерн и Лисянский с обоими натуралистами и несколькими офицерами направились на шлюпках осмотреть этот залив.
Он оказался хорошей гаванью, расположенной между высокими скалами. Крузенштерн нашел, что эта гавань гораздо лучше защищена от ветров, чем место стоянки его кораблей. Он велел промерить ее глубину в разных местах и назвал ее именем русского адмирала Чичагова.
От берега шла к горам зеленая долина, в которой было много жилищ среди кокосовых пальм. Оказалось, что в этой долине свой король, подданные которого стали так же охотно менять разные плоды на кусочки железа.
Робертс сказал, что в каждой долине, расположенной между горами и имеющей выход к морю, есть король, командующий воинами во время сражений. Королевская власть совсем невелика. Король — просто самый зажиточный человек, стоящий во главе наиболее сильного, многочисленного и богатого рода.
Крузенштерн и его спутники пробыли несколько часов в новой долине. Жители ее были такие же стройные, сильные, здоровые люди, как те, которые жили у залива, где остановились корабли.
— На нашем острове нет почти никаких болезней. Люди умирают тут лишь от старости и голода при неурожае да от руки врага, — говорил Роберте.
Повидимому, бациллы многих болезней еще не были занесены на этот остров. Но люди убивали друг друга здесь, может быть, чаще, чем в других местах.
Крузенштерн и его спутники видели в каждом жилище оружие. Это были копья из бамбука, тяжелые дубины, красиво сделанные из очень плотного дерева, и пращи, при помощи которых кидали камни. В метании камней воины достигали удивительного уменья. Один из них, показывая свое искусство, бросал камни весом в пять фунтов на очень большое расстояние и так ■высоко, что они скрывались из глаз.
Еще при первом посещении дома короля русские моряки увидели сосуды, украшенные человеческими костями. Потом удалось приобрести череп с украшениями из перламутра. А от Робертса и Кабри получили известие, которое сперва показалось невероятным. С виду доброжелательные и приветливые островитяне были людоедами: они поедали убитых врагов.
— Человеческое мясо здесь самым лучшим кушаньем считается, — рассказывал Кабри.
А Робертс говорил, что живет счастливо на Нукагиве, но боптся только, что когда-нибудь его могут убить и съесть во время войны.
Оказалось, что на острове бывают и человеческие жертвоприношения. Когда умирал верховный жрец, приносили в жертву трех человек. Для этого похищали людей из соседней долины. И если не удавалось схватить их незаметно, начиналась новая война.
А во время голода островитяне нередко убивали и съедали даже своих близких родственников.
Капитан Крузенштерн и его спутники делали подробные записи в своих путевых дневниках обо всем, что слышали и видели на острове Нукагива. Они приобретали разные предметы быта: оружие, весла, каменные топоры и ножи, посуду, пояса, которые жители носили на бедрах. Тилезиус и Курляндцев рисовали островитян и зарисовывали природу Нукагивы. За десять дней удалось узнать много нового о жизни первобытных людей и собрать ценные коллекции.
Капитан Крузенштерн назначил отплытие на 17 мая. Оказалось, однако, что выйти из залива не всегда легко. Ветер в этот день дул порывами, как будто вырываясь из-за гор, обступивших бухту, и часто меняя направление. «Нева», направившаяся раньше к выходу, успела заблаговременно отойти к середине залива. А «Надежду» вдруг понесло прямо на прибрежные камни.
Только с трудом удалось стать на якорь недалеко от скалы, о которую корабль едва не разбился. С палубы увидели, как на скалистом берегу стали собираться островитяне. У многих в руках были копья и дубины.
— Видимо, слух о нашем трудном положении разнесся среди жителей острова, и они готовы в случае крушения завладеть нашим имуществом, — сказал Крузенштерн.
Однако «Надежду» удалось отвести на более безопасное место. Кабри и Робертс приплыли на корабль,
НадеЯСЬ ПОЛУЧИТЬ ДЛЯ Себя ЖозеФ Кабри.
щ своих жен еще подарки с г/швюРы 113 ктги ЯщнщрШ-
на прощанье. Перед вечером Робертса отвезли на берег. А Кабри заявил, что хочет остаться на корабле до самой последней минуты и потом достигнет берега вплавь.
Но на рассвете налетел новый шквал. Капитан решил немедленно выйти из залива во что бы то ни стало. Лучше было встретить бурю вдали от берега, чем оставаться в гавани, не защищенной от ветра. Если бы волны сорвали корабль с якоря, он разбился бы о камни.
На мачтах «Надежды» взвились паруса. Кабри пришел в отчаяние. Он не мог надеяться добраться до берега вплавь при таком волнении. А корабль уходил, чтобы больше никогда не возвращаться в Нукагиву.
Б эти опасные минуты все внимание моряков было сосредоточено на выполнении команды, раздававшейся с капитанского мостика. Все думали только о том, как пройти благополучно через узкий выход из залива, А когда удалось наконец выйти в море, капитан не счел возможным возвратиться, для того чтобы отвезти назад нечаянно увезенного француза,
Кабри был легкомыслен и, когда первое отчаяние прошло, довольно таки скоро утешился. Капитан попробовал использовать его как матроса. Оказалось, что Кабри очень ловок, но совершенно не поддается дисциплине и очень упрям. Стать хорошим матросом он не мог никогда.
Отплывая из Кронштадта, Крузенштерн предполагал после остановки на одном из тихоокеанских островов итти прямо в Японию. Он хотел при этом пересечь океан таким образом, чтобы пройти там, где не бывали мореплаватели. Капитан желал и надеялся открыть на этом пути еще не известные острова.
Влиятельные люди в Петербурге поддерживали его намерение. Крузенштерн не раз перечитывал письмо, которое получил от графа Румянцева перед выходом из Кронштадта:
«Надобно принять за правило, чтоб стараться изведывать поверхность моря неизвестную, хотя бы и случилось не иметь вам той чести, чтобы воскресить бытие желаемого острова. Но статься может, что гений открытий предоставит эту славу российскому флагу под управлением вашим... Вместе с сим Россия принесла бы и свою дань во всеобщее богатство человеческих познаний», писал Румянцев.