– Сдавайтесь! – В голосе слышалась абсолютная, ни с чем не сравнимая надменность. – Сдавайтесь или принимайте условия!
Элизабет подняла голову, пытаясь разглядеть в темноте капитана Милза. Что скажет он в ответ на требования пиратов? Она бессознательно вцепилась ногтями в ладони с такой силой, что на них выступила кровь. Боли при этом не было. Совершенно поглощенная кошмарами этой ночи, охваченная ужасом, Элизабет чувствовала, что разум отказывается принимать все происходящее.
Ответ капитана Милза был быстрым и ясным. Он выкрикнул приказ, и грохот пушек прозвучал по всей линии борта «Молота ветров». Пламя на минуту осветило ночную тьму: вызов был принят. Внезапно корабль затрясло с новой силой, потому что обе стороны дрались с яростью обреченных. Люди падали, истекая кровью, крики раненых смешались с грохотом боя. Элизабет смотрела на все происходящее широко открытыми глазами. Шагах в десяти от нее на полу корчился в агонии матрос – куча окровавленного мяса. На минуту перед ней мелькнуло его лицо, искаженное страданием и невыносимой болью. Через мгновение он лежал совершенно неподвижно. Непроизвольная, мучительная дрожь сотрясала тело Элизабет, в нос бил пронзительный запах пороха и крови, но, словно в столбняке, она стояла и не могла сделать ни шагу. У нее было такое чувство, будто она срослась со стеной, – беспомощный зритель страшного спектакля, одновременно привлекательного и отталкивающего.
Кто-то схватил ее за рукав, и, с трудом оторвав взгляд от происходящего, Элизабет увидела Генри, лицо которого было в этот момент бледнее, чем гипсовая маска.
– Меня послал капитан, – пробормотал он, – сказать вам, чтобы вы ушли из поля зрения. Такая кошмарная стрельба, потому что они видят вас на палубе. Лучше сделайте, как сказал капитан, а то нам будет совсем плохо!
– Ухожу, – слабым голосом пообещала она, и Генри тут же побежал куда-то дальше, с неимоверной ловкостью увертываясь от падающих тел и летящих искр.
Придя в себя, Элизабет, спотыкаясь и скользя, направилась в свою каюту, заперла за собой дверь, но тут же поняла, что это по меньшей мере глупо. Потому что если каким-нибудь чудом «Молот ветров» выйдет из этой схватки победителем или на худой конец сумеет оторваться от пиратов, капитан Милз увидит, что с ней все в порядке и, разумеется, посадит Хокинса в карцер за его недавний проступок. То есть она окажется в безопасности независимо от того, заперта дверь или нет. Но в случае если пираты победят, то никакая дверь, никакой замок не смогут ее защитить. Если они захватят корабль, то всех возьмут в плен, а для нее – это она знала очень хорошо! – в таком случае уготована страшная участь, и гораздо лучше будет умереть, чем остаться в живых. С дрожью она вспомнила слова Хокинса: «Когда эти каперы примутся за вас, вы тысячу раз пожалеете о том, что не находитесь в постели со мной!»
Элизабет бездумно шагала по своей крошечной каюте, прислушиваясь к гулу сражения наверху, и беспокойство возрастало в ней с каждой минутой. Напряжение становилось просто невыносимым. Ей казалось, что это будет длиться всю ночь – бесконечная, безнадежная борьба. Боже, когда это кончится? Что их ждет впереди? В томительном ожидании проходили минуты, Элизабет пыталась уловить хоть какой-нибудь намек, хоть какой-то знак надежды, но не могла обнаружить ничего, кроме грохота орудий и криков раненых. И оттого ей становилось все хуже и хуже.
Когда Элизабет, почувствовав, что не может больше выносить неизвестность, забыв всякую осторожность, решила подняться наверх, на палубу, чтобы видеть все своими глазами, вдруг наступила необыкновенная тишина. Она напрягла слух, пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук, – и ничего не услышала. Ни стрельбы, ни криков – ничего.
Стиснув руки, долго стояла в неподвижности. И вдруг он раздался – звук, которого она так ждала. Шаги спускавшихся вниз по лестнице людей, резкие голоса. В безнадежной тревоге она пыталась разобрать, кому они принадлежат, молясь, чтобы это был капитан Милз, пришедший ей сказать, что все в порядке.
Ручка двери начала с силой дергаться, дверь пытались открыть. В коридоре продолжали разговаривать. И тут Элизабет все поняла. Она узнала голос, который звучал из темноты со страшного, атаковавшего их корабля. Холодный, надменный и повелительный:
– Возьмите топор! Мы разломаем эту дверь к чертовой матери!
Некоторое время за дверью слышалась возня, потом посыпались жуткие удары, под которыми дерево трещало и крошилось. Это не могло продолжаться долго. Сердце Элизабет бешено колотилось. Она была в ловушке, попавший в капкан зверек в своей маленькой, ничтожной каюте. Хриплые голоса каперов звучали все громче. Элизабет застыла в ожидании.
– Там должна быть та красотка, которую мы приметили на палубе, – из общей массы выделился один отвратительный голос. – Ломайте скорей! Я думал о ней всю ночь!
При этих словах что-то оборвалось у нее внутри. Но ужас мгновенно улетучился, возникла злость – горячее, взрывоопасное бешенство, которое разогрело ей кровь, охватило тело с головы до ног и вызвало что-то вроде приступа мгновенной лихорадки.
«Очень хорошо, – с ненавистью думала она. – Если они хотят меня, они, разумеется, меня получат. Но я постараюсь, чтобы им это дорого стоило!»
Элизабет начала шарить вокруг глазами в поисках хоть какого-нибудь оружия и вдруг увидела перекрещенные над кроватью шпаги. С радостью выхватила она из ножен длинный блестящий клинок. В то же мгновение дверь поддалась под ударами, и в каюту ввалилась толпа шумных, торжествующих людей. Элизабет встретила их со шпагой в руке.
Каперы заполнили ее каюту и принялись бесцеремонно и жадно разглядывать все вокруг. Это была пестрая разношерстная компания, одетая в грязную, заляпанную кровью одежду. Все они были веселыми, чернобородыми, от них разило порохом и потом. Однако Элизабет едва замечала их присутствие. Ее взгляд был прикован к человеку, вошедшему после других и стоящему теперь в дверях в величественной позе. Это был высокий, могучего телосложения человек, одетый в черные атласные штаны и белую рубашку с гофрированными рукавами. Рубашка насквозь пропиталась потом, липла к телу, под ней явственно вырисовывалась мощная мускулатура. Вся его фигура, несмотря на рост и силу, казалась изящной, а руки с длинными тонкими пальцами – аристократическими. У него были черные волосы, кожа имела бронзовый оттенок, но внимание Элизабет привлекло не это. Глаза – вот что было наиболее выразительным в этом человеке. Серые глаза под черными бровями внимательно изучали ее фигуру, начиная с растрепанных волос, отливающих в слабом мерцании свечи розовато-голубым цветом, и кончая голубым муслиновым платьем, едва запахнутым на полной груди. В этих глазах промелькнуло выражение удивления и даже восхищения. Элизабет вспыхнула под этим взглядом и еще крепче сжала в руке свое оружие.
Мужчина удивленно поднял брови.
– Кажется, красотка собирается дать нам сражение, – сказал он стоящим вокруг людям, и те весело загоготали.
– Я, конечно, приму ее вызов. – Он достал из висящих на боку ножен свой длинный клинок и насмешливо поклонился Элизабет. – Защищайтесь! – произнес он ритуальную фразу и поднял шпагу над головой.
Глаза Элизабет сверкали. Этот человек принимает ее отчаяние за спортивную игру! Хорошо же, она ему покажет! Не напрасны были ее тайные уроки с Филиппом Харвудом, во время которых Элизабет научилась мастерски владеть шпагой. Ей есть чем гордиться. Поэтому она решительно подняла свое оружие и смело встретила противника. В его взгляде светилось оскорбительное, насмешливое высокомерие.
Она атаковала его с неожиданным проворством, и он едва успел сделать ответный выпад. Выражение насмешки в его глазах сменилось удивлением. Он поднял бровь, оценивая ее мастерство, а затем с немыслимой скоростью атаковал, так что его шпага прошла в опасной близости от ее тела. Элизабет успела парировать его выпад, однако сердце ее сжалось от страха.
По мере того как они продолжали обмениваться быстрыми резкими ударами, этот страх возрастал. Самонадеянность и беспомощность ее положения становились все более очевидны. Ей нечего даже мечтать о победе над этим человеком, не говоря уже о том, что потом ей придется иметь дело со всей его гогочущей командой. Было глупостью даже начинать, теперь она это видит с полной ясностью. Перед ней стоял противник, который спокойно парировал любые ее удары, по всему видно, какой он опытный фехтовальщик – так точны и грациозны его движения. Мастерство пирата намного превышало ее собственное, а ловкость и подвижность казались удивительными для человека столь могучего сложения. Она начала уставать, ей все труднее становилось выдерживать оборону. Ее удары утратили первоначальную быстроту и точность. Теперь Элизабет сосредоточила все свое внимание на движениях противника, стараясь просто не делать грубых ошибок и увертываться от его смертоносного клинка, понимая, что это не может продолжаться долго.