Она не заметила, как Бурк вывел ее на палубу, представил как «Лиззи» длинному сухощавому парню, тому самому, который вел Хокинса вниз после порки. Его звали Бен Тукер, и он показал ей, как прилаживать тряпку на швабру, как окунать все это в ведро с мыльной водой, которое заранее принес, как драить палубу, потом промывать ее, затем чистой тряпкой доводить до блеска, – и все это следовало делать, ползая на коленях. Элизабет работала рядом с ним весь день, ползала по полу до тех пор, пока у нее не заболела спина, а руки и колени не стали красными и не распухли. Все, что он говорил ей, она делала автоматически, чувствуя себя растоптанной, убитой, как будто все, что происходило вокруг, было нереальным, страшным, безумным сном.
Только в сумерках вернулась она в каюту Бурка. Симс принес серебряный поднос с едой для Бурка и отдельную маленькую тарелочку для Элизабет. На ней была небольшая порция солонины и немного картофеля. И даже когда Бурк уселся возле маленького круглого столика и спокойно приказал ей прислуживать, она не почувствовала ничего. Ненависть к нему, возникшая сегодня утром, не пропала, но затихла – как будто бурная река внезапно разлилась широким спокойным потоком с зеркальной поверхностью. Она прислуживала ему и стояла за креслом, пока капитан ел. Когда он закончил и пересел за письменный стол, Элизабет села на его место и съела свою еду, совершенно не почувствовав вкуса. Пришел Симс, чтобы убрать тарелки, а она как сомнамбула отправилась в постель. Ее остановил ледяной голос Бурка:
– Не вздумай укладываться в постель в этом грязном тряпье, – предупредил ее капитан. Пока она стояла в нерешительности, не зная, что делать, он поднялся с кресла, подошел к комоду, вытащил одну из своих шелковых рубашек и бросил ей в руки. Элизабет безмолвно надела ее, почувствовав только, что шелк гораздо мягче и приятнее, чем грубая шерстяная ткань, которую она носила весь день. В полном изнеможении вскарабкалась на постель, совершенно забыв о человеке, в эту минуту работавшем за письменным столом в каких-нибудь пяти шагах от нее, поплотнее завернулась в толстое одеяло и заснула тяжелым, бесчувственным сном.
Александр Бурк поднялся из-за стола и подошел к постели. Он молча рассматривал спящую девушку, ее волосы на подушке, плечи и подбородок, плотно закутанные в одеяло, синяк на щеке. Выругался про себя. Зачем ему понадобилось вести себя таким образом? Он был страшно зол, однако его злость была направлена против самого себя. Когда Бурк смотрел на Элизабет, его обуревали странные ощущения – какая-то беспорядочная смесь злобы, стыда и желания. Да, она была очень красива, этого он не мог отрицать. В ее чертах чувствовались аристократизм, грация и достоинство, так что даже драная одежда, в которую он заставил ее облачиться, не могла ее испортить. Но в этой девушке было нечто большее, нежели красота. За сдержанными, спокойными манерами чувствовалась сильная, страстная натура. Капитан видел, как ее глаза пылали от гнева, как вспыхивали щеки. Конечно, тогда это был всего лишь гнев, однако он прекрасно понимал, что она способна испытывать страсть и другого рода, не менее сильную. В этой девочке чувствовался огонь, тот самый, который он сегодня почему-то пытался погасить.
Положим, сегодня, мрачно отметил Бурк про себя, это ему удалось или так кажется, что удалось. К вечеру она уже была похожа на тень – бледную тень той дивной эмоциональной девушки, которая встретила его на «Молоте ветров» со шпагой в руке и храбро вступила в бой без всякой надежды на успех. Тем не менее он все же подозревал, что ее пламя не угасло совсем, оно только временно затихло, потеряло силу, и даже слегка улыбнулся при мысли, что же будет, когда оно вспыхнет вновь. Бурк откинул одеяло и долго рассматривал тонкое белое тело, едва прикрытое шелком рубашки. Капитан прекрасно помнил очарование ее тела, когда она стояла перед ним обнаженная сегодня утром, а он должен был удерживать на лице маску спокойствия, подавлять почти немыслимое желание схватить на руки, бросить на постель, взять быстро, грубо, бешено и почувствовать, как в ней сперва закипает гнев, потом пробудить ответное желание, точно такое же, какое бушевало и в нем. В тот момент он сумел каким-то образом победить свое желание, а вечером наблюдал незаметно, сквозь опущенные ресницы, как она безжизненно, автоматически передвигается по каюте. Теперь в нем поднялся новый приступ, и во избежание соблазна Бурк поскорее отошел от постели. Черт возьми и еще тысячу раз черт возьми! У него и так достаточно неприятностей без этой золотоволосой богини, которая только усложняет ему жизнь.
Глава 6
Пролетели недели, Элизабет едва ли их заметила. Ее дни превратились в сплошное чередование работы и сна, и она с трудом вспоминала другую жизнь, непохожую на ту, в которую была теперь полностью погружена. Каждое утро вскакивала с постели, одетая только в шелковую белую рубашку Бурка, по его команде начинала прислуживать ему за завтраком. Когда он уходил, быстро одевалась и спешила на палубу, где ее уже ждал Бен Тукер. Он вручал ей швабру, ведро с водой и показывал, какую часть корабля нужно сегодня отдраить. Элизабет так свыклась со своей новой одеждой, что уже не замечала, как она трет кожу. Холодные порывы ветра во время работы на палубе мало ее беспокоили – разгоряченной и вспотевшей от работы, ей некогда было думать о простуде. Она больше не заботилась о своих волосах по утрам, не укладывала их – пускай себе свободно падают по плечам, да и, кроме того, зачем беспокоиться о том, чтобы выглядеть красивой? Теперь ее главная задача заключалась в том, чтобы закончить работу до сумерек, вернуться в каюту и после прислуживания за ужином пойти спать. Она начала более или менее привыкать к изматывающей, тяжелой работе, которой приходилось заниматься каждый день, и уже не так уставала по вечерам, как раньше, однако все же предпочитала ложиться спать, нежели проводить время с Александром Бурком. В свою очередь, он не дотрагивался до нее, обращался с ледяной вежливостью, просто отдавал ей приказания и уходил по своим делам, почти не глядя в ее сторону. В ответ она повиновалась быстро и безмолвно; спокойно прислуживала ему за столом, бегала в кладовую. Между ними установилась ледяная стена, но ее это вполне устраивало. Чем хуже были их отношения, тем, по ее мнению, было лучше для нее.
Однако Бен Тукер – совсем другое дело. Это был высокий дюжий парень с обезоруживающей улыбкой, копной соломенных волос и шкодливыми глазами. Элизабет представлялось, что он, должно быть, одного с ней возраста, и она прекрасно понимала его мальчишеское стремление к озорству. Чем-то он напоминал ей Томаса Пенрифа – то же обаяние, только без этой невыносимой скованности и чопорности, которые так ее бесили в благовоспитанном аристократе и которые она замечала почти у всех молодых англичан. Элизабет очень нравился Бен, и она была благодарна ему за компанию. Давно прошло то время, когда какой-нибудь молодой человек ухаживал за ней или старался ее развеселить. Жизнь в Лондоне, да и вообще городская жизнь казалась ей далекой и нереальной. Неужели тогда она все время отдыхала и у нее не было никаких обязанностей, кроме посещения праздников и ассамблей, на которых юную леди окружала толпа молодых людей? Бен Тукер и его милый добрый юмор теперь стали для нее единственным развлечением. Пока они работали бок о бок на палубе, между ними зародилась настоящая глубокая дружба.
Однажды ветреным хмурым днем они работали на верхней палубе. Далеко внизу о борт корабля разбивались тяжелые серые волны. Привлеченная могучим бесконечным движением океана и постоянно новой игрой его цветов, Элизабет оторвалась на некоторое время от работы, перегнулась через деревянные перила и загляделась вниз, в эту холодную таинственную глубину.
– Представляешь, пока не отправилась в Индию, я никогда не видела моря, – громко сказала Элизабет. – И даже не могла себе представить, что оно может быть таким… чарующим.
– Понимаю, что ты хочешь сказать, – согласился с ней Бен, глядя на нее и вместе с тем продолжая любовно драить палубу сухой тряпкой. – У меня это тоже первое путешествие. Я прямо-таки упросил мистера Бурка – я хочу сказать, капитана Бурка, – чтобы он взял меня с собой. – Бен засмеялся. – Сначала он даже не хотел об этом слышать.