Но тогда, в Карловых Варах, ничто не предвещало ему мученической его смерти, да и думал ли он о ней! Выдюжив при могучем своем здоровье гейзер обрушившейся внутрь его воды, он отдыхал, как было положено. Потом дефилировал по городу и окрестностям. И еще сегодня мы слышим эхо его шагов, видим следы, говорящие о поразивших Карлсбад простоте и артельности петровской натуры.
Напротив Колоннады, по другую сторону Теплы, стиснутый плотным рядом утопающих в барочной пышности домов, стоит сравнительно небольшой скромный домик в три этажа с деревянным мезонином, покрытым простой двускатной крышей. Домик этот, образец крушногорской архитектуры, между тем очень напоминает усадьбу какого-нибудь небогатого русского «дворянского гнезда» — так живо в нем славянское начало. Весь наряд его — в деревянном кружеве, оплетшем фронтон и фасад мезонина с двумя оконцами. Ему будто неловко среди главной, самой фешенебельной, всегда оживленной улицы города. А он мог бы поспорить своей историей с богатыми и высокомерными соседями.
На лицевой его стороне крупными буквами стоит — «Petr»; имя Петра носят кино и ресторан, помещающиеся в нем… Карловарские хроники утверждают, что однажды, возвращаясь из поездки по окрестностям, царь решил пройти пешком до своего жилища и увидел, что строится (по иным источникам — ремонтируется) дом, вот этот самый, — тогда он назывался «Pfau» («Павлин»), принадлежал гражданину Бранделю. На лесах работали каменщики, приветствовавшие Петра поднятыми мастерками. А он взобрался к ним, скинул царский мундир, взял у одного из рабочих металлическую лопаточку, и все увидели, что русский царь привычен к «черной работе»…
Дом «Пфау» был в свое время снесен — когда Тепла, бурлившая под самой Колоннадой, «отодвигалась» от нее, чтоб было просторнее. Тогда на перилах правого берега повесили железную плиту, гласившую: «На этом месте до 1895 года стоял дом «Pfau», в постройке которого принимал участие Петр Великий в качестве каменщика». На «речной» стороне плиты была надпись: «…С каменщиками Петр Великий… был каменщик…» После дом восстановили с примерной близостью к оригиналу, и он получил имя русского самодержца.
Очевидно, этот эпизод послужил мотивом для коренного карловарца, но жившего в Вене академика скульптуры Макса Гиллера, создавшего бронзовый горельеф «Петр Великий как каменщик». На нем — царь с мастерком, его адъютант и с удивлением глядящий на Петра рабочий-ремесленник, вся площадь — в толпах изумленных горожан… Это тонкой работы произведение установлено в каменной нише у подножия действующей и ныне православной церкви обворожительного византийского стиля, в который смог проникнуть архитектор Видеман из Мариинских лазней. При самом Петре церкви еще не было, потому-то он и молился перед старым католическим крестом…
Откровенно сказать, и ныне хочется вникнуть в побуждения государя России, поднимавшие его на строительные леса дома ничем не знаменитого карлсбадца Бранделя. Что это было? Неуемность характера, изнывавшего в однообразной чреде лечебных процедур? Этакое русское удальство — все могу? А он в самом деле, как мы знаем, все мог: и править, и воевать, и строить крепости, корабли, дворцы, И мог под видом некоего совсем незаметного Петра Михайлова выехать в свите «великого посольства» в Англию и Голландию, где, руководя инкогнито ухищреннейшими дипломатическими маневрами, досконально изучал и тайны кораблестроения… Допустим даже и некую долю игры, забавы, думается, простительную для человека, который при отсутствии «систематического» образования, именно благодаря удивительному практическому складу, врожденной сметке, не только изучил целый ряд ремесел, стал корабельным мастером первой руки, но и к концу жизни освоил мудрость математики, навигационного дела, военного искусства…
Мог ли он, оказавшись в деревне Пиркенгаммер, получившей свое название оттого, что в ней был «железный молот», то есть кузница, не заглянуть под продымленные, пропахшие окалиной низкие своды. Наверное, ему были близки и огонь в горниле, и до блеска оббитая наковальня, и сами черные от копоти кузнецы. Может быть, оглядывая мехи, вслушиваясь в шум воды, которой они приводились в движение, Петр, закладывавший уральскую металлургию, благодаря которой Россия будет держать мировое первенство по выплавке чугуна, видел здесь дорогую ему «младенческую эру» того, чему он посвятил всю свою жизнь…
Он взял в руки молот и под дружный перезвон металла, под поощрительные и одновременно удивленные улыбки кузнецов выковал подкову. На счастье!