Всю ночь в отдалении слышались взрывы, людские крики, электричества не было и только огни пожаров освещали улицы Парижа, за семь веков отвыкшие от картин народного буйства.
Следующий день тоже не принес ясности. Студенты разошлись по домам, в здании общежития остались лишь иногородние и те, кто прибыл из других стран. Газеты не выходили, электричество давали с перебоями. По слухам, правительство уже задавило бунт в зародыше, были якобы арестованы зачинщики и практически весь преподавательский состав, но лично этого никто не видел.
Ночью небо озарилось со стороны Латинского квартала - пылала Сорбонна. В воздухе пахло кровью, гарью и порохом..
- Вместе с несдавшимися сжигают, сволочи! - крикнул кто-то. Некоторые обрушились на эти слова с градом упреков, что не нужно накалять обстановку. Остальные угрюмо молчали. Все равно поправить ничего было нельзя.
Через несколько дней город зажил почти привычной жизнью. Возобновили подачу электричества, снова начал ходить транспорт, ремонтники разбирали рухнувшие дома и чинили покалеченную мостовую.
Никого из преподавателей в общежитии больше не видели, к вечеру заявился некий чинуша в сопровождении отряда полиции и сухо объявил, что все экзамены отменяются, Университет подлежит ликвидации, а учащимся необходимо как можно скорее возвращаться по месту жительства. Те, кто не располагает для этого достаточными средствами, должны предоставить все документы в полицию, их просьбу рассмотрят и непременно позаботятся.
Данияр и его немногие оставшиеся в общежитии соотечественники, посовещавшись, решили, что в полицию обращаться не будут - в гробу они видели эту заботу. Лучше всего для них было добраться безбилетниками на товарных поездах до российско-польской границы, а там уже все будет проще, намного проще, ну пусть Европа рехнулась, но не весь же мир сошел с ума?
Еще через несколько дней кто-то раздобыл радиоприемник. С помехами удалось поймать русскоязычные новости. Европейский совет, справившись с заговором ученых, зря времени не терял, утвердил в первом же прочтении постановление об ограничении образования и предложил иностранным государствам принять подобную международную конвенцию.
Российская империя и Азиатский конгломерат встретили эту идею без энтузиазма - никому не хотелось лишаться в обозримом будущем технических наработок. Возмутились даже в Вашингтоне, хотя Новый свет залечивал раны после очередного мини-извержения. С Америкой вопрос решился проще - несколько европейских военных кораблей продефилировали вдоль побережья Флориды. С соседями оказалось сложней. Военные самолеты Соединенных штатов пытались атаковать Конгломерат (их подбили над Индокитаем) и Империю. Эти крылатые машины пролетели весьма приличное расстояние и были уничтожены над Синегорьем.
Мир, застывший как желатин, пошел трещинами, государства впервые за много лет очутились на грани столкновения. Когда-то подобное поведение Европейского совета считалось бы основанием для войны.
Тем не менее, обменявшись резкими нотами протеста, правительства трех политических гигантов договорились-таки между собой, и конвенция об ограничении образования стала международной. Вполне возможно, что втайне и в Европе, и в России, и в Азии продолжались бы научные исследования (очень выгодно технически опережать соседей), но для Данияра это означало перечеркнутые пятнадцать лет жизни.
На германско-польской границе поезд попал в аварию - рельсы на участке были разобраны, возможно, еще повстанцами. Данияр единственный из товарищей остался жив, и с тяжелыми травмами оказался в больнице для бедных, когда же он пошел на поправку, ему и еще нескольким молодым пациентам предложили работу на ближайшей фабрике. После бунта ученых и прокатившейся затем волны арестов в стране не хватало рабочих рук.
Он сам не знал, почему согласился. После всего он впал в какое-то странное оцепенение, на родину больше не тянуло - Империя утерлась после плевка в лицо и приняла позорную конвенцию, буквально растоптав тысячи судеб, почему бы теперь не утереться ему? Почему бы не остаться на чужой земле, в центре этого отупляющего сумасшествия?
Через несколько месяцев после того, как он пробыл на фабрике чернорабочим, в его судьбе наступили очередные перемены - как-то в цех спустилось несколько человек из управления фабрикой и спросили, нет ли здесь кого с техническим образованием, пусть незаконченным. Данияр был уверен, что за признанием последует арест, но вышел вперед. Ему действительно было все равно.
Против ожиданий его проводили наверх, попросили решить некоторые технические проблемы, а когда он с ними справился, предложили стать мастером цеха. В свое время власти наломали дров, подвергая репрессиям работников с высшим образованием, так что теперь требовалось срочно исправлять положение.
На новой должности от него потребовали только сменить имя и фамилию, чтобы звучали на европейский лад - так Данияр Мастекбаев превратился в Дэна Монтэга. Через год его перевели в Варшаву, на авиационный завод. Данияр горько усмехался, вспоминая свои детские мечты о полетах, и того воздушного змея, что все же принес его в Париж. Теперь вроде и летай не хочу, а не тянет.
Тем не менее, именно в Варшаве он неожиданно обнаружил для себя новый смысл жизни. Здешние учебные заведения были закрыты, но не разграблены и не уничтожены, из библиотек работала только одна - государственная, где предлагался весьма ограниченный выбор книг. Как-то проходя мимо политехнического университета, Данияр обнаружил открытый черный ход, мысленно ужасаясь собственному безрассудству забрался внутрь и прошел в первое попавшееся помещение. Это оказалась библиотека. На ближайшей полке стояло несколько справочников, которых теперь днем с огнем было не сыскать, недолго думая, он схватил пару штук, рассовал их по карманам и выскочил наружу. Сердце отчаянно колотилось, зато губы сами собой расплывались в глупой улыбке - наглость второе счастье, а он хоть в чем-то показал правительству нос.
Теперь хотя бы раз в неделю он старался ходить “на охоту”, специально для этих целей приобретя плащ с широкими карманами. В большинстве университетов двери были заколочены, но непрочно, при желании можно было оторвать доску и пролезть, лишь бы рядом никто не ошивался и на улице было достаточно темно. Похоже, народ с готовностью примирялся с варварским указом и ни у кого не возникало мысли о нарушителях.
Все же один раз он попал в серьезную неприятность. Это было в здании небольшого технического вуза, расположенного далеко от центра города. Данияр немного поплутал по пустым коридорам, прежде чем нашел библиотеку. Если не обращать внимания на густой слой пыли, там все казалось уютным и спокойным, в помещении пахло старыми книгами и еще почему-то чаем с корицей.
И гарью, как в те страшные ночи бунта в Париже. Данияр услышал шум снаружи, выглянул в окно - здание окружил наряд полиции. В окнах дома через улицу мелькали отраженные всполохи огня. Пожар? Он стащил с полки несколько книг - не зря же он сюда пришел, спрятал их под пальто и начал осторожно спускаться по лестнице. Внизу вроде как было тихо, затем он ясно услышал потрескивание огня.
- Поджигай с этой стороны! - донесся с улицы мужской голос. - Чтобы быстрее! К утру ничего не должно остаться!
Мысль вспыхнула в мозгу как молния - они умышленно начали сжигать университеты! Так быстрее и проще, а может, это способ борьбы с книжными воришками вроде него? Из окна невозможно было выскочить незамеченным, Данияр вспомнил, что видел в одном из коридоров дверь, похожую на запасной выход. В темноте да еще в дыму найти ее оказалось непросто, но ему все же повезло, он выскочил на улицу, в небольшой внутренний дворик.