Там стоял полицейский, который немедленно обернулся на шум.
- Стой, - крикнул он, но оружия не поднял, видимо, не получив заранее такого указа. Данияр прикрывая лицо шарфом кинулся мимо него, чудом увернулся от удара, сбил стража порядка с ног и бросился бежать. К счастью, здесь было полно мелких разветвленных улочек, и погоня вскоре потеряла его след.
Дома он обнаружил здоровенный синяк на скуле, зато добыча того стоила - ему помимо прочего попался учебник по экспериментальной физике. Чтобы замаскировать разбитое лицо, Данияр достал пластырь и постарался хорошенько порезаться во время бритья.
Тогда его в очередной раз посетили видения незнакомого мира, мира кровавых войн и мятежей. Из темноты возник пылающий деревенский дом или большой сарай, крытый соломой, откуда доносились страшные людские крики, из окон пытались выскочить человеческие фигуры, но окружившие дом военные, смеясь, заталкивали их обратно. Потом жуткое жертвоприношение неизвестно какому демону сменило зрелище уничтоженного взрывами города, потом шеренга бегущих с автоматами молодчиков - когда кошмарный сон наяву закончился, Данияр обнаружил, что времени прошло совсем немного, он так и стоял с бритвой перед зеркалом, кровь из свежего пореза на щеке еще даже не успела натечь.
С тех пор он стал осторожнее, и при очередных походах за книгами всегда заранее старательно обходил здания. Как только заработок позволил, он отказался от квартиры и стал снимать дом - дороговато, конечно, зато там был чердак, и подпол, и чулан, и еще куча мест, где можно было прятать книги, попавшие под нарушение конвенции. До сих пор он ни разу не попадался, был у начальства на хорошем счету, и вот теперь - эта певица, Аза.
Конечно, если она была правительственной шпионкой, она действовала крайне неразумно. Только спугнула возможного диссидента. Ну не может же быть, чтобы она говорила правду?
Данияр изучил все, что говорилось в газетах о единственном космическом путешествии. Информации было мало - Марк Северин, журналист, ученый-естественник, общественный деятель и прочее… участник различных движений, путешественник… известен тем, что на максимально близком расстоянии обошел Йеллоустоун… безрассудная попытка, о судьбе дикой экспедиции ничего не известно… ну и фотография. Красивое открытое лицо, такие нравятся женщинам. Не то, что у него. Про себя Данияр знал, что его тип внешности не подходит под идеал европейской красоты. И зря ему казалось, что эта Аза смотрела на него заинтересованно. Конечно, она заинтересована настолько, насколько ей важен аппарат, если он действительно важен… вот из какого сплава он изготовлен? Можно ли сейчас создать такой же? Как решить вопрос с теплозащитой, и топливо, топливо - вот это проблема номер один! Конечно, если он возьмется за это действительно дикое предприятие…
Аза не появилась на следующий день. Еще неделю он ждал звонка, письма, чего угодно. Ее лицо мелькало на обложках журналов и с афиш, но никакой весточки не было. Конечно же, она передумала. Это был сиюминутный порыв избалованной мужским вниманием красавицы, несомненно, даже такому яркому человеку она давно нашла замену. А все же жаль, что не придется достраивать аппарат. Вот только аппарата и жаль.
Через две недели наступило бабье лето. Был чудесный теплый вечер, а луна давно пошла на ущерб и появилась на утренней заре. Данияр, выйдя с завода, обвел взглядом синее небо без единого пятнышка, и повернулся уже к автобусной остановке, когда сзади его окликнул голос, который он не переставал надеяться услышать:
- Господин инженер!
Она стояла у своего автомобиля, смеющаяся, невероятно красивая в легком светлом платье, и на сердце у инженера стало легко.
- Вы тогда так неожиданно исчезли, а я была на гастролях, - улыбнулась Аза. - Ну что? Вы думали над нашим проектом?
- Думал, - губы в ответ сами расползались в улыбке. И в порыве искренности, о которой, впрочем, он вскоре пожалел, инженер добавил: - Называйте меня Данияром.
========== “Я Иван, не помнящий родства, господом поставленный в дозоре…” ==========
Основной зал заседаний министерства юстиции, огромный и светлый, был пуст. Сбоку от центрального стола за занавесями виднелась открытая дверь, которая вела в небольшую комнату без окон. Сюда охранники и привели арестованного, - немолодого уже ссутулившегося человека с лысой головой и небольшой поседевшей бородкой. Одет он был в обычный деловой костюм, только без галстука, и на ногах шлепанцы вместо туфель. Человек оглядел комнату безразличным взглядом потухших глаз и пожал плечами. Охранники довели его до кресла перед письменным столом и усадили. За трибуной напротив располагались трое важных господ в черных костюмах, которые перебирали бумаги и не глядели на заключенного. Наконец сидевший по центру изрек:
- Осужденный доставлен, господин статс-секретарь? Тогда огласите…
Секретарь с деловым видом вытащил бумагу из стопки лежащих перед ним на столе листов, поглядел поверх очков на заключенного и сообщил:
- Ваше прошение о досрочном освобождении удовлетворено.
- Я не подавал никакого прошения, - усталым голосом возразил арестованный.
- Его подал вместо вас ваш адвокат.
- Этот болван ведь знал, что мне безразлично.
- Не только вам, - сидевший по центру человек выпрямился, глядя на заключенного с превосходством. - Выйдете и узнаете. Всем, всем все равно, понимаете?
- Да…
Голос арестанта звучал глухо, потому что он закрыл лицо руками, клочья бороды торчали сквозь пальцы.
- Я переоценил людей, все-то думалось, что у каждого, даже у торговца, считающего гроши, или у отупевшего от труда рабочего есть искра божья в душе, но нет… Человечество, может, и просуществует еще пару тысячелетий, но похороны случились сегодня…
Из-за сомкнутых ладоней вырвался всхлип. Председатель поморщился:
- Погодите, вы пьяны, что ли?
Арестант распрямил плечи.
- Самую малость, господин министр, - сказал он вполне трезвым голосом. - Не сердитесь на охрану, мне разрешили пользоваться деньгами, ну они иногда и приносят за небольшую мзду. Ведь сегодня у меня не ожидалось ни вызовов, ни свиданий с адвокатом.
- Черт знает что, - недовольно произнес министр. - С охраной разберемся, но от вас как-то не ожидалось. Талантливый поэт, известный человек, а пьяны, как сапожник.
- У каждого свой предел, господин министр, - лицо арестанта снова приняло плаксивое выражение.
Молчавший до сих пор третий чиновник подал голос:
- Видал я пьяных сапожников, пьяных литераторов, избави боже от пьяных революционеров. Сейчас вы подпишете необходимые бумаги, вечером вам дают свидание с родными, расскажете им все сами. С завтрашнего дня можете быть свободны.
- Свобода внутри нас, - ответил арестованный спокойным тоном. Министр усмехнулся:
- Вы и на помилование так же реагировали.
- Тогда мне было безразлично, жить дальше или нет. У меня возникли подозрения, что душа таки бессмертна, а если это так, не все ли равно, где ей мучиться.
- Сами придумали?
- Книги читал, - ответил арестант.
- Не те вы книги читали, - министр отодвинул от себя бумаги. - Надо было Киплинга. Помните, Акела промахнулся? Вы сейчас мертвый волк, понимаете? Потому вас и выпускают. У вас вырваны зубы, вас никто не поддержит. Если бы вы подумали, вы бы поняли, кто и почему вас в свое время щедро финансировал… Чтобы предотвратить взрыв котла, надо спустить пар.
Заключенный наморщил лоб:
- Кажется, я слишком пьян, чтобы рассуждать, - пробормотал он.
- Оно и видно, - буркнул министр. - Сейчас пьяны, тогда самонадеянны… Поэтому вас и пощадили, распустив слух о вашей казни.
Поднял голову сортировавший бумаги секретарь.
- Не только поэтому, - уточнил он. - Скажите, а вот насчет ваших снов, которые появились после провала бунта…
- Да, я знаю, что пощадили и из-за снов, - усмехнулся заключенный. - Тюремный психиатр так обрадовался этой информации, конечно, он обязан был донести.
- Это его работа, - сухо буркнул секретарь. - В последнее время вы видели что-то еще?