— Выдумал. Я никогда не плачу.
— Он и мой друг.
— Помолчи, а? Дойдем до Эйнара*, там и начинай болтать.
Старый Город стоял у самого берега моря. Тысячи, если не миллионы лет назад вода еще не подступала к этим белым стенам. Башни не отражались в волнах. Когда-то короткими вечерами здесь гуляли по набережной, радовались соленому ветру и переменчивой погоде.
Издали Эйнар казался если не живым, то хоть не утратившим прежнего великолепия. Вблизи же бросались в глаза обветшалые стены, паутина трещин на каменной кладке, полуразрушенные донжоны. Город медленно сползал в море, но продолжалось это века и века, и он бы простоял еще века и века…
Солнце уже начинало припекать. От белых камней ощутимо шел нагретый воздух.
— Ты думаешь, стены выдержат? — спросила Нура, когда все беглецы вошли у город, а они с Норбаном пристроили своего раненого.
— Что?
— Оружие, уничтожившее поселок.
Норбан посмотрел на нее, как на сумасшедшую.
— Ты погляди на толщину стен!
— А ты слетай да погляди на то, что осталось от моего дома.
— Тогда я не знаю… Посиди тут, я схожу и спрошу, что намерены делать старшие.
В отсутствие Норбана Нура не сидела, разумеется. Она поднялась над стенами на крыльях и оглядела окрестности. Вдали на равнине кипела работа. Крошечные фигурки деловито разбирали буера, переделывали их под повозки, рядом выгружали странные сооружения, наподобие наклоненных бревен. Это и есть их оружие? Как-то оно недостаточно грозно выглядит. Потом она вспомнила, что эти невзрачные с виду бревна сделали с поселком и помрачнела. Нельзя недооценивать противника.
Она опустилась на мостовую, одновременно из ближайшего прохода в стене выбрался Норбан.
— Ну что? Времени терять нельзя, нападать надо сейчас.
— Решили выставить выворотней. Как и всегда.
— А они справятся? Они не каменные. Если по ним бахнут тем огненным оружием?
— А что ты предлагаешь? — его лоб взорвался синими и алыми оттенками. Нура усмехнулась, отсветила оранжевым, затем спокойными серыми тонами.
— Сейчас возмущаться не время, пошли.
Старейшины поселка — те, кто остался в живых — собрались в небольшой беседке на возвышающейся посреди одной из главных площадей трассе. Раньше, в дни величия Эйнара здесь находилось неизвестное оборудование — многие считали, что с его помощью можно было наблюдать за звездами.
— Выступать надо сейчас и сразу, — твердо сказала Нура. — Пока те люди не установили свои орудия. Они возятся с ними, значит, им нужно время. Наши преимущества — Благословенный заряд и крылья. Если люди пойдут на нас с огненными стрелами, мы проиграем.
Пожилые шерны переглядывались с усмешкой, но ей было все равно.
— Ты предлагаешь нам рисковать жизнями, смелое дитя? — спросил один из старейшин.
— Мне пятьдесят оборотов. Я не дитя.
— Там люди, пусть сражаются со своим же человеческим отродьем. Это даст нам возможность выиграть время.
— Так время выиграют они, а не мы!
— Сражаться должны человеческие твари и между собой! — старейшина ответил ультрамариновым цветом, не допускающим возражений. — Тем более, команда уже отдана. Можешь вместе с нами поглядеть со стен, как этих выскочек разобьют выворотни.
Нура, опустив голову, ждала, пока старейшины пройдут мимо нее. Когда на площадке остались только они с Норбаном, он тронул ее за руку.
— Пойдем. Я знаю одиночную башенку на стене, где можно будет видеть все без помех.
С высоты горизонт был другим. Он словно напоминал о хрупкости мира, о ненадежности неба, которое когда-то уже сократилось наполовину. Сейчас же оно раскинулось бескрайней лазурью, лишь над морем таились клочья ночного тумана. Степь лежала вокруг. По ее зеленому ковру черной волной двигались ряды войск, идущих штурмом на лагерь пришельцев.
— Ну, пусть человеческое отродье истребляет друг друга, — пробормотал вслух Норбан.
Нуру вдруг осенило, что она никогда раньше не задумывалась о выворотнях. Преданные слуги, туповатые, раздражающие, как все, имеющее отношение к людям. Они и были для нее людьми, просто особого сорта. А вот как отнесутся к ним нападающие?
Несколько огненных залпов дали ей ответ на этот вопрос. Летящие с огромной скоростью круглые снаряды врезались в ряды выворотней, легко разрывая тела в кровавые клочья. Войско дрогнуло, а еще через пару залпов выжившие ударились в паническое бегство. Похоже, они даже не успели выпустить ни одной стрелы.
Нура отвернулась. Она не была неженкой, людей и выворотней — порождений человеческих женщин — не считала высшими существами, и все же ей не хотелось смотреть на бойню, которая наверняка начнется сейчас.
— Они так и будут стоять там лагерем? — задумчиво отмерцал Норбан. — Припасы в городе есть и…
— Нет, они не будут стоять там лагерем. Посмотри внимательно, ты зоркий.
Тот широко распахнул надглаза и охнул, шатнувшись назад:
— Точно! Колеса…
— Они подъедут ближе, — Нура помолчала. — Я бы на их месте сделала именно так.
Норбан стукнул крыльями по мостовой, как полой плаща, и развернулся.
— Жди здесь. Я в старую оружейную.
— Я с тобой. Тоже выберу себе лук.
— Не валяй дурака, Нура.
— Я женщина, Норбан, и валять могу только дуру, — ответила Нура с усмешкой. Ему ли, соседу и старому другу детства, не помнить, что она всегда была пацанкой, принимала участие во всех мальчишеских играх, не любила наряжаться и сейчас единственное свое украшение — нитку жемчужных бус — носила только потому, что это был подарок жениха на обручение?
Повозки ползли медленно. Нура смотрела издали с досадой. Теперь, когда они потеряли время, оставалось только ждать, пока передвижной лагерь не подберется к городу на расстояние перелета. Открытое пространство отнимало преимущество внезапности, а больше преимуществ не оставалось.
Все происходящее казалось нереальным, кошмарным сном. Ведь еще вчера вечером все было как обычно, как могло одно утро перевернуть мирную жизнь?
— Наши родные, — сказала Нура тихо.
— А? — не понял Норбан, который все это время приглядывался к повозкам.
— Погибшие в поселке. Они не погребены, как положено. Они не вернутся к матери-Луне.
— Ну, мать-Луна разберется, — Норбан еще пытался шутить. — Я думаю, все не так, ты же знаешь, я атеист.
— А оружие? Откуда люди взяли то оружие?
— Они крупно пожалеют, ты знаешь, что когда-то и мы обладали таким знанием, и что именно оно привело…
— А говорил, атеист.
— Так это не религия, это история.
— История… Я думаю, это утешительная сказочка для детей. Если мы обладали знанием, зачем мы от него отказались? Сейчас дали бы отпор!
— Только не говори, что ты сайенистка**, — заметил Норбан с легким презрением. Эта незначительная группа шернов, считавшая, что точные науки необходимо изучать вновь, хотя бы частично, не пользовалась в обществе авторитетом.
— Я просто пытаюсь здраво рассуждать. Если они возьмут город?
— Они не возьмут.
— А если?
— Ну, тогда… — Норбан задумался, видимо, он это просто не представлял.
— А если они со своим огненным оружием пойдут на другие города?
— Тогда… — Норбан разозлился, — да пусть пройдут! Пусть пройдут всю равнину и упрутся в горы! Ты знаешь, чтобы проникнуть внутрь горного кольца, нужно разрушить его, а тот, кто это сделает, уничтожит весь воздух на Луне! Это превратит их победу в мыльный пузырь!
— Вам, мужикам, лишь бы погибнуть красиво, — сказала Нура, мерцая дрожащими оттенками.
— Не плачь, — он смутился. — Я не то хотел сказать.
— Я не из-за себя…
— Я понимаю, — он присел рядом. — Нура, мне жаль, раз они пришли из-за моря, значит, гарнизоны уничтожены. Мне жаль.
Нура улыбнулась, задумчиво, будто прислушиваясь к далекой, слышной только ей мелодии.
— О нет, — мягко возразила она. — Авий живой. Я чувствую.
Барабаны, призывающие к выступлению, забили около полудня. Вдали сгущались тучи, и даже на таком расстоянии от них ощущался холод.