Вторая нильская экспедиция Мухаммеда Али в 1841 году прошла почти сто километров вверх по течению Собата, прежде чем пороги и мели принудили ее участников повернуть назад. Почти через 14 лет после этого мальтиец Дебоно едва не потерпел полный крах, поскольку, пройдя через теснины вверх по реке, несмотря на то что живущие здесь банджак не советовали ему пускаться в путь, застрял в верхнем течении реки в песках пересохшего русла с февраля до начала дождей в августе.
Только во второй половине года по Собату можно добраться до Гамбелы (ее еще называют здесь Баро) у подножья эфиопских нагорий, когда река судоходна на протяжении более чем 500 километров. Благодаря этому в 1862 году путешествие Прюйсенера, а в 1874 голу экспедиция американского полковника Чарльза Шайе-Лонга, бывшего подчиненным генерала Гордона, завершились успешно, поскольку смогли продвинуться в глубь страны почти на 500 километров; однако об истинном истоке реки Собат ни тот, ни другой были не в состоянии сообщить что-либо определенное.
Близ впадения Собата в Нил и на берегах озера Но заросли тростника и амбача возвещают о приближении царства болотной растительности в Сэдде. Широкая река течет здесь лениво, уклон ее едва заметен, по обоим берегам множество застойных рукавов и стариц. Во время паводка она выходит из берегов, и русло ее цз-за отложения ила постоянно повышается, так что Нил течет словно меж двух дамб по местности, расположенной почти везде ниже уровня реки так же, как это можно часто наблюдать в Египте. Прорыв такой «дамбы» (а он случается порой «по вине» прошедшего гиппопотама) приводит к тому, что под водой оказываются обширные пространства, которые также испытывают на себе воздействие илистых наносов.
В сезон дождей равнина исчезает — она становится дном огромного озера, площадь которого превышает сто тысяч квадратных километров, и все это пространство зарастает настоящими джунглями из амбача (Aeschyпотепе elaphroxyloti), папируса (Суperus papyrus) и нильской капусты (Pistia stratiotes); здесь тысячи и тысячи переплетающихся водных проток, залитых маслянистой на вид водой. Меж ними — лагуны, наполненные гниющими растительными остатками, пронизанные удушающим, густым теплом; это настоящий рассадник возбудителей лихорадки и желудочных заболеваний, это дьявольский лабиринт для корабельщиков, на которых после захода солнца набрасываются тучи жаждущих крови комаров. Благоговейный ужас способен охватить всякого, кто целый день пробирается по узким проходам в густом море растений, где давящую на уши тишину лишь время от времени нарушает фырканье или глухой рев гиппопотама. В зарослях папируса высотой до 12 метров укрываются бесчисленные гигантские цапли, бакланы, нильские гуси, золотистые щурки, журавли, голубые зимородки, козодои, скворцы; этот чудесный мир — предел мечтаний любого орнитолога. В этих местах еще встречается даже исключительно редкий теперь молотоклюв. Гиппопотамы — единственные здесь млекопитающие, водятся они большими стадами; с шумом и сопеньем, пропуская воздух через ноздри, плавают они часами в темной воде. И сейчас еще местные жители утверждают, будто порой они, играючи, опрокидывают легкие челноки нилотов. Правда, многие рассказы путешественников красноречиво свидетельствуют, что крепкие нильские суда тоже бывали сильно повреждены при столкновении с этими многотонными колоссами и не могли продолжить свой путь. Вот, к примеру, что отмечал в своем дневнике Брён-Ролле: «… печальное состояние моих лодок, у одной из которых пробито днище (суденышко «проехало по гиппопотаму»), заставило меня двинуться в обратный путь»..
Из пресмыкающихся в болотах находят приют прежде всего огромные крокодилы, но кроме них там обитают также нильские вараны и гигантские питоны длиной до 8—10 метров. На приподнятых участках местности часто возвышаются конусообразные термитники высотой 4–5 метров, на которых обычно сидят, высматривая добычу, хищные птицы. В искусно построенном сооружении, состоящем из целой системы ходов, обитают миллионы земляных термитов (семейства Теrmitidae): при массовом размножении они могут нанести значительный ущерб. (В тропических странах причиняемый ими ущерб составляет 10 % от материала старых строений.) Многие путешественники повествуют в своих записках об этой напасти, причем нередко жертвой термитов становился собранный с невероятным трудом научный материал. Вот что сообщал Прюйсепер: «Порой от пары сапог, оставленных на ночь на земле, поутру можно было обнаружить лишь гвозди. Ковры, постельные принадлежности, одежда, продовольствие, книги, циновки, мебель — ничто им не помеха. Чемодан на полу уже через два — три дня будет съеден: днище его исчезнет, а содержимое превратится в прах. Стены жилища, сделанные из глины, бревна, из которых построены дома, солому, покрывающую крышу, — термиты все пожирают с невообразимой скоростью. Вещи будут в безопасности, лишь если подвесить их на веревках к потолочным балкам или же если поставить на стеллаж, ножки которого ежедневно надо очищать от результатов действий термитов».
И дальше он же выносит суждение: «Поскольку берега реки, помимо того, кишмя кишат скорпионами, пауками, многоножками и долгоносиками, можно сделать вывод, что берега Белого Нила относятся к местам, менее всего пригодным для жизни людей».
Огромное необозримое пространство болот — Сэдд — веками хранило тайну истоков Нила. Не одно путешествие завершалось здесь, в непроходимых зарослях папируса, а другие начинания терпели крах при столкновении с растительными заграждениями, созданными самой рекой. Пожалуй, первыми, кто безуспешно пытался найти истоки Нила, были уже упоминавшиеся два центуриона, побывавшие здесь по приказу императора Нерона.
Но и для всех остальных, кто почти через две тысячи лет после них пытался пройти вверх по течению реки, растительный массив Сэдда становился неодолимым препятствием. Кроме того, существовало еще одно обстоятельство, осложнявшее путешествия, — ветер. Тяжело груженным судам легче двигаться вверх по реке в зимние месяцы, когда им благоприятствуют постоянные северные ветры; правда, уровень воды в реке В это время минимален, и это сильно снижает маневренность барок в Сэдде. Повороты каналов в зарослях папируса также заставляют капитанов то и дело менять курс, идти очень острым галсом. Брён-Ролле, например, удавалось, несмотря на неимоверные усилия всей команды, продвинуться по Сэдду за день всего на пол-лье.
Но все же наибольшую опасность для судоходства представляют растительные плотины, которые могут полностью перекрыть русло реки и даже изменить его. Швейнфурт пишет о причине их возникновения: «Густая масса мелких водяных растений, плавающих на еще свободной поверхности (обычно это лемма, азолла, юсьена и т. п.), образует кашеобразную, киселеподобную субстанцию, которая существенно способствует соединению этих растений в настоящие настилы. Такая травянистая каша заполняет, подобно замазке, все проходы и щели между островками амбача или другой водяной растительности, а островков таких встречается тем больше, чем сильнее изгибы берегов, чем менее доступны для течения образующиеся заводи».
Травянистые массы, порой до нескольких километров шириной, бывают ветром или паводком оторваны от «родных мест» и образуют запруду еще в каком-либо месте; такие преграды из амбача, папируса, нильской капусты и водяного гиацинта (Eichhornia crassipes) останавливали даже пароходы — совсем как паковый лед в северных морях.
В 1864 году, например, такой барьер перегородил реку, и командам тридцати (!) судов потребовалось пять недель непрестанной работы, чтобы прорубить в нем канал. Когда Бейкер, возвращаясь от озера Альберт, наткнулся на подобную естественную плотину, ему также потребовалось целых два дня, чтобы преодолеть преграду. Бейкер отметил в дневнике опасное сильное «подземное» течение: «Река неожиданно исчезла: Белый Нил, казалось, перестал существовать. Плотина здесь была шириной в три четверти мили, совершенно твердая и заросшая уже высоким камышом и травой, так что она как бы являлась непосредственным продолжением обоих берегов реки… В прошлом году большая дахабийе (барка), груженная слоновой костью, была затянута под такую плотину течением — произошло это на пути из Гондокоро вниз по реке; ее затянуло туда, и никто ее больше не видел… Матросы говорили мне, что на той стороне естественной запруды находили мертвых гиппопотамов, попавших под нее».