Завершив свое путешествие, Брён-Ролле стал утверждать, что нашел истоки Нила. И хотя он плавал по водам и Белого и Голубого Нила, Эль-Газаль показалась ему столь широкой и глубокой, что он не испытывал более сомнения, что это и есть «истинный Нил»! Пусть он ошибался в этом своем предположении, но путешествие открыло богатые земли по берегам Эль-Газаль для хартумских купцов. Н здесь немедленно начали эксплуатировать богатые запасы слоновой кости, так что бесстыднейшее разорение и порабощение оседлых племен произошло всего за несколько лет.
После Брён-Ролле на Эль-Газаль появился некий Весьер, французский охотник и искатель приключений, который первым отважился добраться до «пользовавшихся дурной славой» ньям-ньям (азанде), а за ним и Альфонс де Мальзак, в прошлом атташе при французском посольстве, приобретший печальную известность жестокого работорговца. Они намеревались основать так называемые торговые фактории. Интересен отзыв Хёйглина о Мальзаке, имя которого было всем известно: «Человек этот с 1857 до 1859 года держал у себя на службе несколько сотен нубийцев из Бербера в качестве охотников за рабами и за антилопами, причем платил он им исключительно рабами. Даже вдали от места его жительства все было разграблено, сожжено, опустошено, любого, кто оказывал сопротивление, тут же убивали, совершая всякого рода зверства».
С той же целью колесили по этим местам братья Жюль и Амбруаз Понсе; итальянец Анджело Кастель-Болоньези добрался через озеро Но до Мешра-эр-Рек, а англичанин Джон Питрик, ставший потом английским консулом в Хартуме, в 1858 году добрался через озеро Но на юг, в страну ньям-ньям. Селение Мундо, куда он дошел тогда, находилось на 3°40′ с. ш, — в то время никто еще не забирался так далеко на юг, к экватору[97].
Как правило, все эти коммерческие предприятия приводили к интересным географическим открытиям: к примеру, знаменитое путешествие Карло Пьяджа в начале 60-х годов прошлого века в земли ньям-ньям проходило в таких широтах, где еще не было ни одного европейца. Наблюдения Пьяджа дополнил маркиз Орацио Антинори, который, пожалуй, первым снял с этих мест карту местности, используя компас и часы. Однако по-настоящему снять карту местности удалось лишь благодаря серьезной научной подготовке Хёйглина.
Уже во время первого своего путешествия по среднему течению Белого Нила и по Кордофану Хейглину удалось собрать ценные сведения об окружающей местности, и благодаря собственным исследованиям и сообщениям известных путешественников — бельгийца Прюйсенера, англичанина Бейкера, австрийского купца Кляйнчника, а также арабов Абд-аль-Ваххаба и Малем Дауда. В результате родилось предположение о связи Бахр-эз-Зерафа, или Жирафовой реки, и Джура с Белым Нилом. Хёйглин смог также правильно классифицировать Бахр-эль-Хомр, который часто упоминался, но еще не был обнаружен, — это река Бахр-эль-Араб, существовавшая, если выпадали дожди, и получавшая воду через пересыхающее русло Вади-Ибра от массива Джебель-Марра из Дарфура. Но самые важные данные Хёйглина — о ньям-ньям; впоследствии все они почти без исключения были подтверждены Швейнфуртом.
После завершения германской экспедиции, отправленной на поиски Эдуарда Фогеля (1861–1862), Хёйглин вместе с сопровождавшим его Штёйднером от селения Митсива добрался через страну галла в Хартум. Там уже велась спешная подготовка большой экспедиции: в ноябре 1862 года из Гондокоро сюда вернулась голландская путешественница Александрина Тиннё в сопровождении матери и тетки. В одном из своих писем в Европу она с некоторым разочарованием писала: «Что касается поисков истоков Нила, то люди здесь смеются над этим. Когда оставишь позади реку Собат, видно, что в Нил впадают сотни небольших речушек. В Гондокоро же шесть — восемь месяцев в году идет дождь, хотя и с перерывами, но это такие сильные ливни, что начинает казаться, будто Нилу вообще не нужны никакие истоки. Относительно гор могу сказать, что встречаются отдельные возвышенности и мы их тоже видели вдали — ничего выдающегося они из себя не представляют. Ничто здесь не напоминало какую-нибудь из крупных горных систем в Европе. Горы здесь круто поднимаются из песчаной или же покрытой водой равнины».
И все же она вновь собиралась в путь. Огромное состояние этой голландки позволило снарядить новую экспедицию так, как это выпадало на долю совсем немногим подобным предприятиям. Только за пароход госпожа Тиннё заплатила его владельцу Халиму Баше 25 тысяч франков. Кроме того, в экспедиции участвовали двухмачтовая дахабийе[98], три барки-некера, четыре вьючных верблюда, одна лошадь, более двадцати ослов; госпожу Тиннё сопровождали 65 солдат с мушкетами, десять пехотинцев во главе с турецким офицером, один драгоман[99], множество прислуги; с собой было взято несметное количество ящиков и тюков с боеприпасами, продовольствием и товарами для меновой торговли из расчета шести — десятимесячного путешествия (в том числе полторы тонны бисера-стекляруса и 12 тысяч раковин каури!). Пароход должен был еще вернуться в Хартум и доставить экспедиции дополнительный провиант. Хёйглин не замедлил с радостью воспользоваться исключительно благоприятной возможностью принять участие в этой экспедиции, и вот 25 января 1863 года они отчалили от мыса Мокрей в Хартуме. Маленькая флотилия без особых происшествий добралась до Эль-Газаль, а затем стала продвигаться вверх по этой реке с не меньшими трудностями, чем суда, незадолго до того доставившие в эти места материал для только что основанных торговых пунктов по добыче слоновой кости. За восемь дней матросам удалось пройти по болотам и через чащу амбача менее пяти миль. Это примечательное растение вошло в научную литературу благодаря Кочи под названием «Aedemone mirabilis». Кочи не подозревал, однако, что оно широко известно в Западной Африке. Древесина амбача славилась своей легкостью, вместе с тем его заросли часто легко образовывали плавучие заграждения. Он способен вырасти над водой на 3–4 метра при максимальной толщине ствола 15 сантиметров. Амбач невероятно быстро размножается, разрастается, пуская корни в воде. То и дело от его зарослей отрываются большие куски и движутся под действием ветра и течения, причем они порой настолько забивают протоки и каналы, что практически делают невозможным движение пароходов. В дневнике Хёйглина есть такая запись об амбаче: «Амбадж (Aedeтопе mirabilis Kotschy) растет в довольно глубокой воде, порой совершенно покрывая своими зарослями берега Абьяда и его притоков, — притом неширокими, но густыми полосами. Заросли эти я могу сравнить только с сильно измочаленными метлами. Представьте себе скопище большей частью обломанных серых жердей, совершенно без листьев, высотой футов 20–25, а на жердях этих совсем немного столь же безжизненных, чаще всего горизонтально расположенных ветвей, растущих ближе к верхушке. Среди обломанных трухлявых стволов порой встречается молодой побег со скудными, перистыми, как у мимозы, листьями, а среди них — несколько крупных, оранжево-желтых, похожих на бабочку цветков, да еще короткие толстые шипы на ветвях. Бесчисленные бакланы и змеешейки отдыхают на их ломких, сухих верхушках, и их помет оставляет беловатые следы на раскачивающихся стволах».
Через несколько дней суда вошли в Мешра-эр-Рек. В болотах Эль-Газаль лишь на этом озере, больше похожем на болото, можно бросить якорь. Название свое озеро получило от живших на его берегах бывших «хозяевах» этой болотистой местности: племени рек из народности динка. Зная описания других путешественников, Хёйглин не возлагал больших надежд на это озеро. В самом деле, ширина чистой воды всего 30–40 шагов, дальше виднелся островок с заболоченными берегами и заросшие болотной растительностью протоки. На илистом берегу, в прибрежном камыше, стояли, тесно сгрудившись, более двадцати барок из Хартума, дальше были небольшие огороды, посаженные корабельщиками, которые выращивали на них фасоль и лук, а еще дальше— кусты, заросли мимозы и загоны для скота, мура-хи, принадлежавшие динка. Эта заводь в самом центре бесконечных зарослей папируса, в царстве москитов была желанной целью многих устремлений, стольких тщетных попыток пробиться в эти места. За последние годы Мешра-эр-Рек стал важным перевалочным пунктом товаров, которые требовалось доставлять в Хартум из внутренних районов: рабов и слоновую кость.
97
Швейнфурт в начале 70-х годов XIX века доказал, что Мундо находился на 6° с. ш.: Питрика подвели недостаточно точно выполненное измерения протяженности пути. —
98
Дахайбийе, дахабие — нильская барка с несколькими каютами и двумя мачтами с парусами, на передней — треугольный, так называемый латинский, парус.
99
Драгоман — здесь: бывший узник работорговцев, научившийся говорить по-арабски. Обычно драгоманы несли своего рода полицейскую службу среди местного населения, отвечали за общественный порядок в деревне и за своевременную уплату налогов, при необходимости в их обязанности входил наем работников и носильщиков.