Изделия из железа у бонго, как и у джур, использовались как платежное средство, причем прежде всего в качестве денег считались «мело», то есть заготовки так называемого лóгго куллути (лопаты).
Члены этого племени — правда, исключительно женщины — изготавливали еще большие горшки и маленькие миски, кувшины и изящные чубуки для курительных трубок, которые раскрашивали, а иногда и глазуровали. Бонго ловко плели циновки, сети для охоты, а также набедренные пояса из соломы и из размятых волокон гибискуса, «которые часто очень изящны. Они делают корзины, по форме напоминающие сплющенный колокол, которые не пропускают воду, — их делают из гладких, тонких ветвей, а щели аккуратно промазывают смесью земли с навозом. Кроме того, им удается скрепить большие листья в шар, и притом настолько плотно, что в таких шарах переносят на большие расстояния зерно», — писал Хёйглин.
В сухое время года люди загоняли дичь в сети — когда сами, когда поджигая траву. Добычу распределяли между всеми. Такие животные, как крысы, ящерицы, саранча или цесарки также служили для пропитания.
Но наибольшее значение для джур и бонго имело земледелие. Образ жизни, обусловленный обработкой земли, не требовал от крестьян селиться большими сообществами или деревнями — из-за этого зерибы и смогли так легко подчинить себе эти народы. Мы уже говорили, как возникала зависимость старейшины какой-либо местности от пришлых торговцев и как это приводило к ломке имевшихся отношений: теперь место уважаемого всеми человека, наследовавшего свое звание от предков, обычно занимал поставленный агентом зерибы шейх, который не пользовался авторитетом у соплеменников, и его в любое время могли снять с этой должности.
Продукты земледелия в зоне саванн — как прежде, так и сейчас — довольно разнообразны. Кроме дурры (Sorghum durra), которую Швейнфурт называл «древнейшей африканской зерновой культурой» и размеры и формы которой весьма разнообразны, возделывают также и духн (или дохн, Penicillaria spicata), и еще одно растение с небольшими темными зернами (Eleusine соrасап). Из муки этих зерновых замешивают тесто, заворачивают его в листья и запекают в горячей золе. Рис не возделывали даже в зерибах, хотя Швейнфурт повсюду к югу от Эль-Газаль находил его дикорастущую разновидность (Oryza punctata).
Еще здесь выращивали различные сорта бобовых, сезам, завезенный из Америки арахис, ямс (Dioscorea alata), мощные, узловатые клубни которого весят по 50–80 фунтов, батат, маниок (Manihot glaziovii), тыкву, огурцы, бамию (Hibiscus diversifolius) и редьку. В самые отдаленные области проник тогда виргинский табак; бонго в невероятных количествах жевали и курили листья вида, имевшего местное название «маширр» (Nicotiana rustica). Кайеннский перец (Capsicum) бонго использовали, как это ни странно, как яд. Швейнфурт сообщал об этом: «К великому удивлению местных жителей, которые окунают наконечники в кайеннский перец, как в отраву (вот, на мой взгляд, еще одно доказательство того, что во многих частях Африки страх перед отравленными стрелами зиждется на мистификации), нубийцы взяли эти ягоды и бросили в свои миски с едой. Против людей, поглощающих отраву ложками, разумеется, нельзя было сражаться, а потому все сдались им без сопротивления».
В каба[101] большое значение для местных жителей имеет масляное дерево (Vitellaria paradoxa, Butyrospermurn), или «бассия».
«Мне принесли зерна его плодов, а также бутыль с приготовленным из них экстрактом. Дерево это очень высокое и довольно похоже на сикомору: здесь называют его, рак»», — писал Брён-Ролле.
Грандиозные заросли этих деревьев были по берегам Горного Нила, а также Эль-Газаль. В апреле появляются мясистые зеленые плоды, в круглой косточке которых невероятно много масла. Хёйглин пишет о плоде этого дерева (арабы называли его «шетр-эль-лулу»): «Желтая мясистая мякоть окружает одну — две нежные, разные по размерам косточки, которые по цвету и форме похожи на каштаны; их жарят, толкут и, облив холодной водой, отжимают, чтобы в результате получить немалое количество приятного на вкус растительного масла, застывающего уже при 20° по шкале Реомюра».
Для Швейнфурта пребывание у бонго было лишь очередным этапом на его пути на юг, куда он и отправился 17 ноября 1869 года из зерибы Гаттаса вместе с караваном Мухаммеда Абд-эс-Саммата, состоявшим всего из 250 человек. Перед ним лежали таинственные земли, которые до него видел только итальянец Пьяджа; именно они нередко возбуждали фантазию географов, заставляя их делать фантастические предположения — эти земли называли «родиной людоедов и хвостатых людей…»
Людоеды и пигмеи
Древние легенды, дополненные в эпоху средневековья в Европе картографами, которые изображали на картах «дикарей» невероятного вида, казалось, нашли себе подтверждение в рассказах арабов. Правда, и для арабских путешественников IX–X веков Африка оставалась еще загадочной страной, полной всевозможных чудес и необычных явлений. Сведения из вторых и третьих рук давали богатую пищу для воображения, ими воодушевлялись и бывалые люди и сказочники, как в Судане, так и, пожалуй, на всем Арабском Востоке. Не стоит забывать и еще одно обстоятельство: арабские купцы, охотившиеся за рабами и торговавшие ими, были исключительно заинтересованы в том, чтобы жители верхних притоков Эль-Газаль слыли людьми дикими и опасными — это, с одной стороны, отпугивало конкурентов, а также европейских путешественников от этих мест, а с другой — оправдывало в собственных глазах их гнусное, человеконенавистническое ремесло. Особенно всех взволновали сообщения путешественников о людоедстве этих народов — что приводило к целому ряду преувеличений. Так, по сведениям арабских торговцев, народ ньям-ньям (азанде) походил отчасти на людей, отчасти на собак и питались они исключительно человеческим мясом. И вот Пальме в 1838 году уже сообщает об одном таком «народе, совершенно диком в своих обычаях и воинственном; это первые враги для всех граничащих с ними негритянских народов, просто напасть. Кожа у них белая, как у арабов в Египте, глаза большие голубые, черты лица правильные, а роста они изрядного; негры называют их банданьямньям (людоеды)».
И позже, в различных описаниях упоминалась эта «белая» кожа. Действительно, для африканского народа кожа была сравнительно светлая: по сообщению Швейнфурта, у народа мангбету она — «цвета кофе». Но ни один из путешественников не был у этого странного народа, никто не мог подтвердить правдивость тех фантастических историй, что рассказывали о нем и что слышал Верне во время второй нильской экспедиции: «Живущие на этих горах людоеды, которых здесь, однако, не знали под именем ньям-ньям, уже давно сделались предметом разговоров среди команды нашего судна. Как мы слышали от людей, живших ниже по течению, у этих обитателей гор, пользующихся дурной славой, даже головы собачьи, а ходят они на четвереньках, и может быть, из-за того, что не сразу все это поняли, рассказывавший повторил то же самое еШе и на языке бари. Селим-бимбаши, человек отнюдь не робкого десятка, еще в Хартуме крайне опасался встречи с этими так называемыми «ньям-ньям»… теперь же страх его усилился, совсем как у ребенка, поскольку он был самый толстый. Он так и представлял себе, как его первого изжарят дикие жители гор: при первом же удобном случае они стащат его с низкого борта плохо охраняемого судна для своей праздничной трапезы…
Лаконо (правитель бари. — В. Б.) объяснил нам после подробных расспросов, в чем суть зловещих слухов о людоедах с собачьими головами; он сказал, что у этих дурных людей голова такая же, как у любого другого человека, хотя когда они пожирают свою жертву, то скалят зубы и становятся на четвереньки. В открытую схватку с жителями страны бари они не ввязываются, но подкрадываются, подобно собакам, к их жилищам и утаскивают людей, чтобы их потом съесть».
101
Каба — лесостепь, а также заболоченный лес, где растут акации, тамаринды, высокий тростник и степные травы.