Брён-Ролле узнал от динка и джур еще большие мерзости об их соседях, обитавших далеко на юго-западе: те либо поедали своих занемогших сородичей, либо же вели войны ради добычи пленных: «После того как уводят пленных, причитающихся вождю, они отбирают десятую часть самых молодых и самых красивых пленников для своей отвратительной торжественной трапезы, которую они справляют в лесу невдалеке от своей деревни. Каждый отправляется туда в условленный день с сосудом, наполненным пивом, и напивается допьяна. Тут же затеваются воинственные песнопения и страшные танцы вокруг костра, на котором жарятся их жертвы».
Миссионер Морланг сумел во время своего путешествия в верховьях Нила в 1859 году получить сведения о людоедах, которых здесь называют макарака (восточные азанде): «Они якобы любого незнакомого человека разрезают на куски, поджаривают на костре и поедают. У некоторых на затылке приделан своего рода железный рог, на него они подвешивают взятых в плен детей и уносят с собой. Как только они завидят слона или какого-нибудь чужого человека, сразу же радостно кричат: «Иди, йди» — и требуют, чтобы несли ножи для разделки туши».
Правда, во всех этих в высшей степени ужасающих сведениях, помимо полной ерунды, содержались крупицы истины, которые впоследствии удалось подтвердить или же подправить. Уже в 1860 году Антинори смог сообщить довольно верные сведения о темных (азанде) и «белых ньям-ньям с длинными волосами и бородами» (мангбету). Что же касается упоминавшихся в рассказах людей с хвостами, то он уверял, что хотя в 1851 году у одного работорговца своими глазами видел человека с удлиненным позвоночником, походившим на своего рода рудиментарный хвостовой отросток, однако там речь шла о явном атавизме. Некоторые ученые, такие, как англичанин Кларк или же известный французский естествоиспытатель Кастельно, к сожалению, приняли за факт эту выдумку, основанную на рассказах рабов. Лишь Брён-Ролле дал объяснение, которое способствовало раскрытию тайны: «Эти люди завертывают свои мужской орган в своего рода мешочек из шкур; сзади его укрепляют таким образом, чтобы два-три дюйма хвоста того животного, чью шкурку они использовали, свисало в виде украшения».
Швейнфурт впоследствии установил, что одежда азанде состоит из красивых пестрых шкур, «чаше всего шкур генетт или обезьян-колобусов, а длинный черный хвост гверецы обычно свисает с определенной части тела». Но лишь уже упоминавшемуся раньше Пьядже удалось продвинуться дальше остальных исследователей: он целый год прожил среди азанде; к сожалению, его сведения оказались сравнительно скудными. Хёйглин собрал все имевшиеся сообщения об этом народе и поведал об их государственном и общественном устройстве, о мастерстве их ремесленников, а также об одном из могущественных царей — Мофио.
Когда Швейнфурт 1 февраля 1870 года в верховьях Тонджа вступил на землю азанде (на широте 5°30′), на его долю выпала задача «обеспечить переход из эпохи легенд в эпоху конкретных знаний»; через месяц он мог сказать следующее: «После Линдуку (небольшого притока в верховьях реки Суэ. — К.-Х. Б.) я сказал «прощайте» нильским землям; я был первым европейцем, которому удалось по пути с севера, 2 марта 1870 года пройти «водораздел Нила», а ведь сколь многие только ради этого и отправлялись в путешествия — чтобы найти caput Nili (исток Нила)».
Ему удалось также установить, что исток реки Суэ находится на горе Багинзе (высота 1067 метров) и река эта несет свои воды ниже по течению уже под названием Джур и впадает в Эль-Газаль, а следовательно, и в Нил. «Это был первый настоящий исток одного из важнейших притоков Белого Нила, который обнаружил европейский путешественник».
В наши дни по этому естественному водоразделу — горе Гензе проходит граница между Республикой Судан и Заиром.
Люди народа ньям-ньям сами называли себя азанде (Швейнфурт записал это как «а-зандех»), Динка дали им имя ньям-ньям, то есть «пожиратели», имея в виду их каннибализм. Среди арабов Судана именно это название и стало употребительно. Их восточные соседи, митту, называли их макарака. Это наименование было даже приведено на картах для обозначения всех восточных родов народа азанде и принадлежащей им территории. Правда, словом «ньям-ньям» называли и другие народы, которые вовсе не относились к азанде, но у которых также существовал каннибализм — например, пришельцев а-бангба и мангбету (мангбатту или монбутту). Вообще же этническая обстановка в верховьях западных притоков бассейна Нила и по ту сторону водораздела Нила и Конго оказалась достаточно сложной. Непрестанные миграции пародов, распад государств из-за столкновений в борьбе за верховную власть, рассеяние или полное поглощение одних племен другими — все это и до времени путешествия Швейнфурта приводило к исчезновению целого ряда небольших народов. В то же время образовывались новые народности. Швейнфурт оказался одним из немногих европейских ученых, кто видел эти народы еще до той этнической и социальной катастрофы, которую спровоцировала торговля рабами. Он слышал кое-что о мангбету еще до путешествия, однако теперь ему первому удалось познакомиться с этим народом, у которого было развитое земледелие. Он обнаружил государственную организацию, напоминавшую о легендарных, давно исчезнувших, крупных «негритянских царствах»; во главе этого народа стоял всемогущий правитель. Вот его описание царя народа мангбету, «наиболее примечательного из всех народов Африки», обитавшего на реке Уэле, среди ландшафтов неземной красоты: «Мунза — человек лет, пожалуй, сорока, довольно видный, высокого роста, явно обладающий недюжинной силой; молодцеватый. с гордой осанкой, как у всех мангбету… На руках и ногах, на шее и на груди много цепочек и браслетов, а также разнообразных украшений необычной формы, впереди на темени большой полумесяц — все это начищено до блеска и отшлифовано, так что от тяжелого медного наряда властелина исходило золотись сияние, как от кухонной посуды; правда, по нашим понятиям, эта парадная одежда показалась бы недостойной королевской персоны; она слишком напоминала набор кухонной посуды у зажиточного мелкого буожу. Вид он имел между тем донельзя экзотический, поскольку все, что было на нем надето, выставляло напоказ «моды» Центральной Африки, где лишь собственное проявления искусства почитались за единственно возможные служить украшением Его величеству царю всех мангбету».
Прием в честь Швейнфурта происходил в огромном зале, построенном из бревен и имевшем размеры до 100 метров в длину, 50 в ширину и 12 в высоту; крышу держали пять рядов столбов. Чудом казалось, каким образом эта огромная конструкция могла выдержать напор бурных ливней в период дождей.
Власть этого правителя, который столь доброжелательно и с интересом отнесся к Швейнфурту, распространялась на целую когорту младших вождей и вождей второго разряда, а также на старейшин в самых дальних уголках его государства. Его всегда окружали советники, повсюду его сопровождали телохранители, а также шумная толпа музыкантов, барабанщиков и трубачей. Кроме монополии на торговлю слоновой костью верховный правитель мангбету претендовал на оброк, который ему платили сельскохозяйственными продуктами. Они были ему весьма кстати: он обязан был кормить и доставшихся по наследству жен своих покойных родственников — отца и брата. Вместе с его собственными женами получалось солидное число женщин.
В ремеслах мангбету проявляли себя искусными умельцами, особенно в строительстве жилищ и сооружении парадных залов. Кузнецы-мангбету превосходили своей искусностью даже бонго, и изготовленные ими серпы, жезлы, кинжалы, наконечники стрел и копий не знали себе равных. В искусстве резьбы по дереву (они делали скамейки, литавры, щиты для воинов), и в гончарном деле (изготовляли горшки, кувшины для воды) мангбету также превосходили соседние народы. Дубление было им неизвестно, но из луба фикуса они изготавливали материю; ею, правда, пользовались только мужчины. Женщины носили лишь пояс с привязанным к нему пучком листьев. Однако было бы неверно на этом основании сделать вывод о приниженном социальном положении женщин — именно у мангбету женщины обладали большими правами, чем у других народов Африки.