Но в официальном обращении в министерство иностранных дел этот задиристый ответ, правда, выглядел существенно иначе; там, например, говорилось: «Во всяком случае высокое Имперское правительство может пребывать в убеждении, что мы наверняка не стали бы пытаться ввязывать высокое Имперское правительство в какие-либо осложнения, возникшие по нашей собственной вине, и тем самым создавать для него какие-либо неприятности.
Совершенно преданный Вашему превосходительству
Карл Петерс».
Запугиваниями, посулами и попытками подкупа ему удалось тогда заключить с вождями областей Усагары, Усегуа, Нгуру и Уками в Танганьике «договоры о вечной дружбе», согласно которым «исключительное и полное право совершенного и неограниченного частного использования» соответствующего района передавалось «господину Карлу Петерсу как представителю «Общества германской колонизации». При этом смысл и цель подобных договоров на владение территорией были совершенно не ясны вождям. Они осознавали лишь сиюминутные личные выгоды от этого, но так и не поняли, — что являются лишь пешками на шахматной доске политической игры. Петерс, «трагедия» которого состояла в том, что он, по мнению Генриха Лота, «был на шаг впереди общественного мнения в отношении империалистических устремлении Германии», вынашивал даже планы «в худшем случае связаться с королем Леопольдом и Генри Стэнли и попытаться присоединить приобретенные нами области к образующемуся государству Конго в виде своеобразного «немецкого фланга».
Таким образом, в 1884 году была осуществлена «первая попытка» создания германской колонии в Восточной Африке, которая задним числом была санкционирована «охранной грамотой Его величества императора Вильгельма I». Последовавший протест занзибарского султана Саида Баргаша германский рейх сумел дезавуировать ультиматумом, угрозой по адресу Англии и маневрами флота в августе 1885 года.
С помощью таких же способов не удалось бы заполучить новые владения в 1885–1886 годах, «если бы мы не бросались повсюду, как волки». Это второе путешествие Петерса, теперь уже при покровительстве монополий и крупных помещиков, финансировавшееся из фондов самого императора, имело целью приобретение всего побережья, поскольку «переговоры о величине таможенной компенсации в Дар-эс-Саламе и Пангани были для меня всего лишь предлогом», — писал Петерс.
«Благодаря этому договору, — считал Петерс, — занзибарский султан в финансовом отношении окажется в полной экономической зависимости от Германского Восточноафриканского общества». И разумеется, будет не слишком сложно, поскольку жизнь султана была на исходе, «разжечь после его смерти страсти вокруг наследования престола, что послужит хорошим поводом для пересмотра этого договора».
В апреле 1888 года Саид Халифа, преемник Саида Баргаша, был вынужден подписать договор о побережье— тем самым фактически началось германское колониальное господство в Восточной Африке. Последовавшее восстание местного населения против проводимой «Германским Восточноафриканским обществом» политики дало Германии предлог для вооруженного вмешательства, которое увенчалось 1 января 1891 года превращением всей этой территории в колонию Германской империи.
В 1889 году Петерс в третий раз появился в Восточной Африке, чтобы, как он сам сформулировал, в «броске к Верхнему Нилу» еще раз осуществить грандиозные планы колониального захвата. Как уже говорилось, восстание махдистов тогда изолировало Экваториальную провинцию Судана от остального мира, и Эмин-паша, бывший губернатором хедива, выжидал исхода событий сначала в Ладо, потом в Ваделаи, а напоследок — у озера Альберт. Европейская пресса узнала об этом из сообщений Юнкера и Казати. Английские и германские колониалисты понимали, что спасение важной политической фигуры будет способствовать их колонизаторским притязаниям, а также установлению контроля над подвластной ей провинцией. Великобритания говорила о долге и о «непосредственной заинтересованности в судьбе последнего из губернаторов Гордона» (так сформулировал это Стэнли), а Германия, как обычно, эксплуатировала слова о возложенном на нее «почетном долге по отношению к смелому немецкому пионеру» (так выражался Петерс).
В Великобритании немедленно образовался «Комитет спасения», верхушка которого позже была полностью представлена в «Британской Восточноафриканской компании». Этот комитет создал крупный денежный фонд, который позволил Стэнли снабдить свою «спасательную экспедицию» новейшим оружием (винтовками «Ремингтон» и Пулеметами «Максим»: Швейнфурт и Юнкер, которые повстречали экспедицию Стэнли в Каире, решили, как сообщал сам Стэнли, что имеют дело с «наступательным отрядом»). В Германии также организовался «Комитет по спасению Эмин-паши», правда, уже после того как Стэнли отппавился в путь в январе 1887 года — это произошло в начале 1888 гола, когда считалось, что Стэнли пропал в лесах Конго. Ядро германского комитета состояло из показавших себя в деле колонистов, членов «Германского Восточноафриканского общества» во главе с Петерсом, из заправил карателей, политиков и крупных промышленников. Пресса кричала о «патриотизме» и обрушивалась на «эгоистичную торговую конкуренцию». Петерс же писал просто и ясно: «Речь шла… о расширении его (Эмин-паши. — К.-Х. Б.) сферы господства до берегов озера Виктория и о расширении германской управляемой территории, а также о заключении соответствующего договора. Тем самым Германская империя стала бы нильской державой… и несмотря на все упущения предшествовавших лет, Германская империя наконец обрела бы в Восточной Африке господствующее положение».
Тем временем экспедиция Стэнли, в которой приняли участие девять европейцев и более 700 африканцев, нашла Эмин-пашу у озера Альберт после полного приключений похода, преодолев более чем за год 4600 километров. Стэнли предложил Эмин-паше три варианта, которые все служили британским интересам на экваторе и должны были предотвратить переход этой столь важной провинции в сферу влияния конкурирующей колониальной державы. Из-за бунта среди его собственных офицеров Эмин-паше пришлось последовать за Стэнли на побережье.
Однако там Эмин-паша отказался от своих прежних намерений и перешел на службу Германии. Вновь отправившись под германским флагом во внутренние области Восточной Африки, руководствуясь германскими планами колониальной экспансии (и поносимый Великобританией — как-никак его «благосклонный повелитель», египетский хедив, потратил на операцию по его спасению 14 тысяч, а его «британские друзья» — 16 тысяч фунтов стерлингов) Эмин-паша встретил своего немецкого «спасителя» Петерса.
Хотя собственное германское правительство весьма мешало успеху предприятия (Бисмарк в своей колониальной политике старался не допустить напряженности в отношениях с Англией), отряд под предводительством Петерса успел углубиться в страну масаев до Усоги. («У них страх перед немцами дошел до мозга костей — и надолго останется там!»). Поскольку Петерсу стало здесь известно, что Эмин-паша уже гол назад отбыл из своей провинции вместе с экспедицией Стэнли, Петерс обратил взор в сторону Буганды и 27 февраля 1890 года заключил с кабакой Мвангой договор — прежде, чем там появились англичане под командованием Джексона. («Во всяком случае была устранена опасность одностороннего захвата этой территории со стороны Великобритании», — говорил Петерс.)
Джексон, который прибыл в Африку по поручению «Британской Восточноафриканской компании», в ноябре 1889 года дошел до границы Буганды, однако не решился войти на территорию страны, сотрясаемой гражданской войной. Вернувшись на побережье, Петерс узнал о том, что тем временем был заключен так называемый Гельголандский договор о Занзибаре, «который словно одним ударом кулака уничтожил все усилия последних лет» и который, горько жаловался Петерс, «в колониально-политическом отношении был равнозначен преданию анафеме самой идеи Германской Восточной Африки». Настал конец эпохе колониальных эскапад некоего Петерса или Эмин-паши, из-за которых и Бисмарк, и германское правительство не раз оказывались в неловком положении перед Великобританией; германский рейхсканцлер был вынужден характеризовать их усилия как «деятельность частных лиц, никем не санкционированную»…