Теперь обратимся к слову дьм(ъ). Его ближайшими «родичами» являются латинское fūmus [фý:мус] и древнеиндийское dhūmas [дху: мáс] ‘дым’ Эти и некоторые другие родственные слова позволяют реконструировать индоевропейскую праформу («исходную» форму) *dhūmos. Следовательно, начальное д- в слове дым — иного происхождения, нежели в слове дом: в первом случае это индоевропейское *dh, а во втором — *d. Корневые гласные в словах дым и дом также различные. Поэтому у нас нет никаких оснований для сближения этих слов в этимологическом отношении, ибо образованы они были от разных корней.
Что сказала корова?
Скептически настроенный читатель, вероятно, уже заготовил ряд каверзных вопросов. Во-первых, чем языковеды могут подтвердить правильность своих реконструкций? Ведь мы не располагаем магнитофонными записями речи древних индоевропейцев, да и письменности тогда ещё не было. Во-вторых, почему при сравнении древнерусского слова дымъ с латинским fūmus и древнеиндийским dhūmas мы приходим к выводу, что в корне этого слова исконным было долгое *ū [у:], изменившееся в русском (и в других славянских языках) в ы? А не может ли быть, что именно ы было исконным, изменившись в других языках в ū?
Всё это вопросы, на которые далеко не всегда можно дать простой и ясный ответ. Правда, в корне индоевропейских слов со значением ‘дым’ в большинстве языков мы находим ū [у:], а не ы. Но это обстоятельство ещё не является достаточным аргументом, ибо лингвистические проблемы отнюдь не во всех случаях могут решаться простым «подсчётом голосов». Следовательно, вопрос о приоритете ū или ы в данном случае остаётся открытым.
И вот здесь на помощь языковедам, приходит… корова. Да, да — самая обыкновенная корова. Посмотрим, как «мычит» корова в разных индоевропейских языках:
латинский — mugīre [му: гúре] ‘мычать’ немецкий — muhen [мý:эн] ‘мычать’ литовский — mūkti [мý:кти] ‘мычать’ древнегреческий — mÿkaomai [мю: кáомай], ‘мычу’. древнегреческий — в более древнем произношении — mÿkaomai [му: кáомай] ‘мычу’.Сюда же относятся слова со значением ‘немой’ (буквально: ‘мычащий’): в латинском языке — mūtus [мý:тус], в древнеиндийском — mūkas [мý:кас].
Все перечисленные слова — звукоподражательные по своему происхождению: в их основе воспроизводится мычание коровы — mū [му:]. Едва ли «артикуляция» («произношение») коровьего мычания существенно изменилась за время существования индоевропейских языков. Вот почему звук ū в приведённых словах следует признать исконным.
А как же быть с русским глаголом мычать или со старославянским существительным мыкъ ‘мычание’? Быть может, русские коровы мычат по-особому? Вопрос этот не так наивен, как может показаться на первый взгляд. Известно, что представители разных народов могут по-разному воспроизводить «язык» животных. Мы с вами ясно «слышим» петушиное кукареку, гусиное га-га-га, собачье гав-гав-гав. Но спросите, например, немца, и он вам скажет, что вы воспроизводите кукареканье, гоготанье и лай неверно, что петух на самом деле кричит kikeriki [кикерикú], гусь — gickgack [гúкгак], собака — klifflklaff [клúфклаф].
В случае с коровой дело обстоит несколько иначе. Глагол мычать отнюдь не свидетельствует о том, что восприятие коровьего мычания у нас отличается особой оригинальностью. В самом деле, подойдите к любому двух-, трёхлетнему носителю русского языка, который с широко раскрытыми от удивления глазами уставился на мычащую корову. Отведите его в сторонку и спросите: «Что тебе сказала корова?» Малыш наверняка ответит, что корова «скачала» ему мyy, а не мыы[38].