- Ха, конный спорт не для тебя, - засмеялся сначала Илья, а потом до него дошло, - ее теперь хрен поймаешь!
- Лошадь вернется, - успокоил конюх, - не понимаю, что на нее нашло.
Гром беспрепятственно возвратился в дом. Из-за неприятного инцидента с лошадью не хотелось никому особо попадаться на глаза. Наверх парень не стал подниматься: наверняка там уединились парочки, поэтому он решил прогуляться по подвальной части дома. В случае чего скажет, что ищет винный погреб. В таком доме, как этот, наверняка есть винный погреб.
Парень спустился вниз по каменной лестнице. В сыром подвальном помещении царила абсолютная тьма. В такой темноте даже Громобой ничего не видел. Он пошарил по шершавой стене в поисках выключателя – рука наткнулась на круглую кнопку. Зажглась желтая лампочка над потолком. В помещении ничего не было. Напротив, в паре шагов находилась дверь. Громобой толкнул ее и оказался, действительно, в винном погребе. В двух рядах, на деревянных стеллажах, располагались бутылки: красное сухое, красное полусладкое, белое полусухое, белое сладкое, розовое игристое – их было много. Тысяча разнообразных сортов вин – они так и просились на дегустацию. Гром расположился на диване, который, вместе со столиком, находился в глубине погреба. Парень не собирался напиваться: только попробовать. Он начал с французского Шардоне. Только он откупорил бутылку, как в воздухе разлился тонкий медово-ореховый аромат. Шардоне показалось Грому слишком утонченным и женским. А вот следующий сорт – совсем другое дело. Красное, насыщенное, напоминающее густую свежую кровь. В нем ощущался дух леса. Громобой представил погоню в хвойном лесу, только что убитую дичь и отдых под треск костра.
Через какое-то время Громобой понял, что увлекся: тело стало вялым, а в голове гудел шум. Нужно возвращаться. Парень убрал бутылки на место и уже собрался уходить, как вдруг услышал повторяющееся эхо: «Помогите-помогите-помогите». Гром замер. Он тут не один? Громобой подождал немного, вслушиваясь в тишину. Ничего. Парень направился к выходу, и зов повторился: «Мне нужна помощь». Самое удивительное было то, что призыв был не из внешнего мира, а как будто в его голове.
- Тут кто-то есть? – негромко спросил парень.
Ответа не последовало. Громобой, преодолевая пьяный шум в голове, нетвердыми шагами подошел к задней стене. Прислонившись, Гром стал прислушиваться и потихоньку идти вдоль стены.
- Кто тут? – шептал парень.
Пройдя пару метров, он обнаружил дверь. Конечно же, она была заперта.
- Так, - сказал себе Громобой, - алкоголь всегда плохо на тебя влиял, и ты это знаешь.
Снаружи послышался топот шагов, и в погребе показался тот самый беспокойный старик.
- Эй, ты! Нечего тебе тут делать, - он подбежал к Грому и начал его выталкивать к выходу, - давай, давай, иди наверх, ко всем.
- Хорошо, я не спорю, - заплетающимся языком ответил Громобой.
- Вот нализался-то, - осуждающе покачал головой старик.
Уже наверху Гром подумал: «Да я немного выпил, кто же виноват, что организм так реагирует». Тем не менее, пора было уходить, оставаться в этом доме на ночь он не был намерен.
Пока Гром бродил по дому в поисках Киры, он успел разозлиться, погрустить и рассмотреть предметы искусства. Девушка же обнаружилась в кухне-гостиной: она танцевала под быструю музыку с другими танцующими ребятами. Громобой, не раздумывая, протиснулся к ней, минуя потные дергающиеся тела.
- Кира, уходим, - нараспев скомандовал Гром.
- Я еще хочу потанцевать…
- Сколько можно танцевать, - раздраженно сказал Громобой. Он понимал, что одну ее тут не оставит, придется ждать, пока не натанцуется.
Неожиданно оборвалась музыка, и веселье разом приостановилось. В гостиной появился Илья, бормоча: «Черт, черт, черт. Старый гад настучал».
- Прояви уважение. «Старый гад», как ты его называешь, работал у меня, когда тебя еще на свете не было.
На пороге стоял отец Ильи с двумя телохранителями. Ему было около пятидесяти лет. В строгом костюме, как будто только с совещания. В широкой фигуре Павла Грушина не чувствовалось агрессии, и только нервно-сжатый тонкий рот, да глаза, горящие страшным огнем, говорили о том, что он в бешенстве.
- Я запретил тебе появляться в этом доме без моего ведома, а тем более, приводить людей.
Грушин старший не кричал, не размахивал руками, но во всем его виде: скупой мимике, еле подвижных жестах, сильном голосе – было столько выраженной власти, что не было сомнений – непослушание Илье дорого обойдется.