Рядом с написаниями: строка сажона (35), пелена сажена (37), сажоно (35), сажено (35), са:жоны (32), сажаны (33), полицы сажоны (35) встречаются и такие, как сожона (32), сожано (32), зожоно (так в рукописи!) (32), сожаны (32)[26].
Явление, стоящее за подобным написанием, имеет общую природу с наблюдаемой в современных русских говорах заменой безударного [а] гласным [о́]. Такая замена (явления типа: [плач’у́] — [пло́т’иш], [сажу́] — [со́д’ши], [бран’у́] — [бро́н’иш]) наблюдается не во всех великорусских говорах, а только в акающих, и обусловлена она неразличением [а] и [о] в первом предударном слоге[27].
Косвенным подтверждением распространения аканья в Москве середины XVI в. могут служить записки Генриха Штадена[28]. Немец по происхождению, он прожил в Московском государстве около 12 лет — с 1564 по 1576 г., шесть из которых прослужил в опричнине при дворе Ивана IV. За свою службу Штаден получил право именоваться с «вичем», что свидетельствует о его высоком положении среди других опричников («…с этих пор я был уравнен с князьями и боярами»)[29]. В этом можно видеть указание на то, что Штаден, живя в Москве, общался с представителями разных социальных слоев московского общества, в том числе и высших. В оставленных им записках, где подробно описывается этот период жизни, он не мог обойтись без некоторых русских слов, не имеющих эквивалентов в немецком языке. В его повествовании встречаются также некоторые русские пословицы и выражения. Переводчик сочинения И. Полосин сохранил многие из этих слов и выражений в том виде, в котором они были переданы латинскими буквами Г. Штаденом. И хотя фонетическая показательность записей русских слов иностранцами справедливо ставится под сомнение[30], способ передачи некоторых русских слов Г. Штаденом приводит к убеждению, что они были усвоены им в акающем произношении. Сюда прежде всего следует отнести написание слов опричнина, опричный всегда только с а: Aprisna, Aprisnay, стр. 86, 96, 106, 107, 110, 136. См. также: Apalny dengi, стр. 98; Scabacka scabacka isiel (в переводе И. Полосина: собака собаку съела), стр. 120; Haspodarki ne izgarit (господарское не изгорит), стр. 100; Weddet boch da Haspodar (ведает бог да господарь), стр. 110.
Все рассмотренные факты в своей совокупности дают основание утверждать, что аканье в Москве XVI в. было распространено достаточно широко и не являлось чертой произношения отдельных лиц немосковского происхождения.
Как уже отмечалось выше, материал исследованных грамот не дает оснований говорить о зависимости качества гласного, выступающего в первом предударном слоге после твердых согласных в соответствии с гласными неверхнего подъема [а] и [о], от качества ударных гласных и в связи с этим ставить вопрос о типе диссимилятивного аканья. Что же касается возможности отражения в московских грамотах первой половины XVI в. типа предударного вокализма, переходного от оканья к аканью, то она кажется нам маловероятной. Если аканье вызывает к жизни новые явления (формы типа со́жана), служа основой, базой для возникновения этих последних, мы должны считать его уже оформившимся и прочно вошедшим в фонетическую систему.
В настоящей статье мы ограничились рассмотрением фактов, относящихся к характеристике безударного вокализма после твердых согласных. Наблюдения над обозначением писцами исследованных грамот гласных неверхнего подъема после мягких согласных показали, что московскому говору в XVI в. было присуще еканье. Как тип предударного вокализма после мягких согласных еканье может совмещаться и с оканьем и с аканьем Таким образом, характер предударного вокализма после мягких согласных не противоречит выводу об аканье как одной из определяющих черт московского говора первой половины XVI в.
26
Подтверждением того, что первый от начала слова слог в этих формах является ударным, служит смешение
27
См.
30
См., например,