К истории диссидентского движения в Советском Союзе
Леонард Борисович Терновский — врач-рентгенолог, активный участник правозащитного движения, член "Московской общественной группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР", член "Комиссии по расследованию злоупотреблений психиатрией в политических целях". За правозащитную деятельность в 1980 году был осуждён по статье 190/1 на три года.
Л. Фрид
Леонард ТЕРНОВСКИЙ
Нужно ли современникам и нынешней молодёжи рассказывать о диссидентах и правозащитном движении? О том, что было порождено недавним, но минувшим временем, отшумело и прошло? Разве мало нам сегодняшних нужд, тревог и забот?
Но сегодняшние проблемы закономерно проистекают из нашего прошлого; их не разрешить, не зная того, что было. И существует потребность понять и осмыслить опыт предшественников, извлечь из него уроки. Тогда можно надеяться набить меньше шишек на дальнейшем пути.
По ряду причин наше общество плохо помнит что происходило с ним даже вчера. А это беспамятство мешает процессу самоосмысления и самопознания. Я буду рад, если такому процессу поможет мой рассказ, — рассказ одного из рядовых участников правозащитного движения.
Кто такие диссиденты? Откуда они пошли? Когда и почему возникли? Против чего выступали? Как действовали? Думаю, что немногие имеют об этом ясное представление. И это понятно.
Ведь совсем недавно советские пресса, радио и телевидение избегали рассказывать о диссидентах. Либо старались их всячески оболгать, представить ненавистниками своей страны и чуть ли ни иностранными агентами.
Сейчас о правозащитниках и говорят, и пишут. Но по разрозненным очеркам трудно составить связное представление об общественном движении, длившимся около 2-х десятилетий.
Многие диссиденты (и я в их числе) не раз отмечали, что толчком к формированию их взглядов стало разоблачение культа Сталина в 56г. Однако правозащитное движение зародилось почти десятилетие спустя, в середине 60-х. И это не случайно. Именно тогда, после 2-го Октябрьского переворота 64г., когда скинули Хрущева, явственно обозначилось попятное движение властей в сторону произвола и беззакония. Но разбуженные 56г. люди (в первую очередь — интеллигенция) не соглашались больше быть "винтиками".
Одним из первых, всколыхнувших наше общество, событий стал суд над писателями А.Синявским и Ю.Даниэлем. Эти писатели опубликовали на Западе (под псевдонимами) свои повести антитоталитарной направленности. Псевдонимы были раскрыты, а сами они — арестованы и осуждены к 7 и 5 годам строгих лагерей.
Тогда, в 66г., сотни людей выступили против этой расправы. Власти ответили репрессиями. И — поехало. Возникла цепная реакция. Процесс А.Гинзбурга и Ю.Галанского стал эхом суда над Синявским и Даниэлем. (А.Гинзбург — составитель "Белой книги", сборника документов о суде над этими писателями). Осуждение Гинзбурга и Галанского породило новые письма — уже и их защиту. И новые репрессии против очередных "подписантов".
Процесс А.Марченко, автора книги "Мои показания" о послесталинских лагерях. И процесс И.Белгородской, связанный с письмом в защиту Марченко. Это уже 68г., год чехословацких событий и год рождения "Хроники".
Что такое "Хроника"? Многие ли сегодня знают об этом легендарном издании? "Хроника" — это машинописный самиздатский бюллетень. Это явочным порядком устанавливаемая гласность. Это — летопись, энциклопедия отечественного Сопротивления. За тоненькими листочками "Хроники" охотился КГБ. За неё давали срока. А "Хроника", как Феникс, возрождалась из пепла. С 68 по 82г. этот бюллетень скрупулёзно рассказывал об относящихся к правам человека событиях в нашей стране. О письмах протеста, демонстрациях, голодовках заключённых. О репрессиях за политические и религиозные убеждения, — от увольнения с работы до заключения в лагерь или психбольницу. О положении в тюрьмах и лагерях. "Хроника" рассказывала о новинках Самиздата, — статьях, прозе, стихах, — и об обысках, на которых этот Самиздат изымался, — и о судах, на которых за этот Самиздат, случалось, давали срока. "Хроника" рассказывала и о крымских татарах, которых не пускали в Крым, и о евреях, добивающихся выезда в Израиль, и о немцах, желающих эмигрировать в ФРГ, и о преследованиях за такие намерения. О выступлениях и интервью Сахарова и Солженицына, об исключении Солженицына из СП, о его высылке из СССР, о ссылке Сахарова в Горький, — и о выступлениях в их защиту.
Своей достоверностью и точностью "Хроника" вскоре завоевала огромный авторитет в кругах либеральной интеллигенции. И лютую ненависть со стороны тех, кто поддерживал и творил произвол.
К выпуску этого бюллетеня причастно много людей. И хотя "Хроника" не указывала имена своих составителей, КГБ легко их "вычислял", находил и сажал. Но раз за разом на смену арестованным приходили новые добровольцы. Только благодаря их самоотверженности "Хроника" смогла выходить на протяжении почти полутора десятилетий.
Сегодня можно назвать тех, кто стоял у истоков "Хроники". Её основателем была поэт Н.Горбаневская. Сейчас она живёт во Франции. А в числе редакторов "Хроники" в разное время были мои друзья, — замечательный публицист и поэт Ан.Якобсон, педагог и поэт И.Габай. Увы! — их обоих уже нет в живых.
"Хроника" — лишь одна из множества граней демократического движения. А Самиздат? В конце 60-х, казалось, пол-Москвы отстукивало на машинке то "Раковый корпус" или "В круге первом" Солженицына, то стихи Мандельштама, "Реквием" Ахматовой или "Лебединый стан" Цветаевой, то философские или политические трактаты, то записи судов, чьи-то "последние слова" или письма в защиту арестованных. Копии передавались из рук в руки.
И звучал песенно-гитарный самиздат, переписывались и гуляли от Москвы до дальней Камчатки плёнки с песнями Галича, Кима, Высоцкого, Окуджавы. Быть может, я ошибаюсь, но было, по-моему, в воздухе самого конца 60-х что-то пьянящее. То первое упоение свободой, когда кажется нипочём даже лагерь. — Вот, мол, я распрямился, почувствовал себя свободным, я не боюсь высказываться, заявляю своё мнение, я вправе так поступать, а вот вы, охранители и каратели, не вправе меня за это преследовать. А если всё-таки преследуете, судите и сажаете, то это вы нарушаете Закон и поступаете противоправно. Свобода слова… Свобода печати… Конституция…
Но менялись и суровели времена. В 70-е всё больше правозащитников отправлялось кто — не по своей воле — далеко на Восток, кто не дожидаясь этого — на Запад. Перед теми же, кто ещё оставался на свободе, явственно замаячил призрак лагеря, психушки, тюрьмы.
Что же заставляло диссидентов — в сущности немногочисленную и разнородную кучку — вступать в неравную борьбу с властями, противостоять жестокой и бездушной машине, ставить на кон свою свободу и благополучие?
Вряд ли можно однозначно ответить на этот вопрос. Дети 56г., диссиденты восприняли как нравственный урок нашей недавней истории, что покорность рождает произвол, что позорно молчать, когда творится расправа над невинными. И что в конечном счёте каждый ответственен за всё, что происходит в нашей стране.
Свою позицию правозащитники отстаивали в статьях и обращениях, в письмах в защиту узников совести, на "проработках" и допросах, на судах и в лагерях.
Было бы нечестным умолчать, что случалось порой и другое. Бывало, что иные правозащитники, попав под жернова этой мельницы, не выдерживали, — и сдавались, отрекались, предавали, выступали с покаянными телеинтервью. Я мог бы по этому поводу заметить, что диссиденты не были не ведающими страха каменными истуканами, а были обычными людьми, — из плоти и крови. Но ещё существеннее сказать, что подобные отречения случались нечасто и были исключениями из общего правила.
Невозможно в кратком очерке рассказать о всех замечательных людях, близко знакомых мне по демократическому движению. Судьба каждого из них заслуживает отдельного рассказа. Кратко упомяну хотя бы троих, — их так не хватает сегодня!
Заслуги одного ныне широко признаны, его имя на слуху у всех. На слова его сегодня ссылаются в споре как на веский аргумент, его авторитетом стремятся подкрепить свою позицию, знакомством с ним готовы гордиться иные из тех, кто травил его только вчера. И академик, и герой, в недавнем прошлом — лишённый наград и званий ссыльный, затем — народный депутат, оболганный в годы застоя и вновь оболганный в годы "гласности", заступник всех гонимых и гонимый сам, наша гордость, совесть нашей страны — Андрей Дмитриевич Сахаров.