(11) В рукописи вместо слова «рядовая» слова «каждодневно-повторяющаяся».
(12) В рукописи вместо «„телячья“ наивность» – «„снижение темы“!»
(13) Строка из «Облака в штанах» (1915).
(14) Крученых ссылается на первое издание поэмы «Про это».
(15) «Морковным кофе» называет Маяковский поэта Безыменского в этом стихотворении.
(16) В рукописном черновике после этих слов следует несколько иной вариант окончания главы:
Надорванность, безысходность, недужность при такой колоссальной фигуре. Такие резкие колебания для массивной громады особенно опасны: они не сгибают ее, а опрокидывают.
Так в минуты последней тоски и слабости Маяковский тянется к зверью. Но кончается порыв стихийного отчаяния, уныния – и звериный дикий вой и стон уже не нужны Маяковскому. Звериное слишком примитивно, заунывно, слишком «со слезой». А когда нужно бодрое, радостное, энергичное – тогда мало одного «го-го-го»!
Требуется организованность, маршевый шаг, команда, оружие самое современное:
Взамен размедвеживанья – отехничеванье. Зверей превратим в поезда!
Конец Маяковского*
Поздний вариант этой главы был включен Крученых в серию «Живой Маяковский» (вып. 13. Машинопись на правах рукописи, 1933).
(1) Из стихотворения «А все-таки» (1914).
(2) Из стихотворения «Кофта фата» (1914).
(3) Строка из поэмы «Во весь голос» (1929-30).
(4) Чуковский К. Маяковский в пятнадцатом // Одно дневная газета ленинградского отделения ФОСП «Владимир Маяковский». 1930. 24 апреля.
(5) Тема голоса, звучания, звука в поэзии, и, в частности, в поэзии Маяковского – несомненно, одна из наиболее важных для Крученых тем. К ней он постоянно возвращается и в своих поздних воспоминаниях о Маяковском (1959), во многом следуя позиции самого Маяковского, выраженной в его статьях 1920-х гг.:
«Он (критик. – Н. Г.) должен будет уметь критиковать не опертый на диафрагму голос, признавать серьезным литературным минусом скверный тембр голоса.
Тогда не может быть места глупым, чуть ли не с упреком произносимым словам полонских:
„Разве он поэт? Он просто хорошо читает!“
Будут говорить: „он поэт потому, что хорошо читает“» (Маяковский В. Расширение словесной базы // Маяковский: ПСС. Т. 12. С. 162–163).
(6) Из поэмы «Облако в штанах» (1915).
(7) Подобный, а вероятнее всего, тот же самый случай, связанный с выступлением Маяковского в 1928 г. в Бердичеве, описан П. Лавутом (см.: Катанян B. Указ. соч. C. 428).
(8) Там же. В цитате допущена неточность, у Маяковского: «ей нечем кричать и разговаривать».
(9) Строка из первого вступления в поэму «Во весь голос» (1929-30).
(10) Из поэмы «Облако в штанах».
(11) Из стихотворения Маяковского «С товарищеским приветом, Маяковский» (1919).
(12) Образ из поэмы «Облако в штанах»:
(См.: Маяковский: ПСС. Т. 1. С. 176).
(13) Из поэмы «Во весь голос».
(14) Там же.
(15) Речь идет об известном стихотворении «Ночной смотр» (1836) русского поэта-романтика прошлого века В. А. Жуковского; стихотворение является переводом с немецкого из австрийского поэта И. Х. Фон Цедлица (Зейдлица) (Joseph Christian von Zedlitz, 1790–1862).
(16) Из поэмы «Во весь голос».
(17) Там же:
(См.: Маяковский: ПСС. Т. 10. С. 284).
(18) В прозаическом тексте воспоминаний, написанном в 1930-е гг., Крученых продолжает заниматься словоновшеством, изобретательством новых, этимологически, казалось бы, невозможных сочетаний: его «зам-саван» (означающий, судя по контексту, «заменитель савана», образован
по аналогии с популярными в те годы «замами» – «зам. начальника», например) по-гоголевски совершенно логичен и в то же время совершенно ирреален, вырастая из неодушевленного предмета в разряд персон, живых существ.