При изображении батальных сцен Ломоносов использовал также образ древнеславянского языческого бога, покровителя воинов Перуна. В представлении славян он являлся с молниями и громом. В поэзии Ломоносова «Перун» близко по значению к слову молния. В оде на взятие Хотина читаем: «Гремящие перуны блещут» (8, 22); в оде 1757 г.: «Ужасные Перуны мещут || Размахи сильных Росских рук» (8, 635); в оде 1759 г., обращаясь к музе, поэт просит представить своих соотечественников: «С железом сердце раскаленным, || С Перуном руки устремленным» (8, 653). Слово Перун обычно употреблялось в словосочетаниях с глаголами: «блещут», «мещут», «разделяют», «разят». У Пушкина Перун не только в значении молнии: «Ты видел как Орлов, Румянцев и Суворов, Потомки грозные славян, Перунам Зевсовым победу похищали…».
С образом битвы неразрывно связан образ увенчанной лаврами победы, славы. В оде 1742 г. Ломоносов писал о степях Причерноморья, которые «Родили лавры нам зелены» (8, 87), слава упоминается в оде на прибытие Петра Федоровича (8, 61); в оде 1754 г. говорилось, что слава рассыплет о русских «слухи громки» (8, 560). Модель образа богини «славы» была активной, она породила ряд поэтических перифраз: место ожидаемой победы называлось местом, где цветут пальмы (8, 75), победа представляется в виде шествия воинов со «снопами» пальм (8, 74). Напомним, что образ пальмы, как символ победы использовал любимый поэт Ломоносова Гюнтер.[17] У Пушкина образ славы получил дальнейшее развитие, он связывался, например, и с памятниками, увековечившими одержанные победы: «И славой мраморной и медными овалами Екатерининских орлов».
Исследователи отмечали пристрастие Ломоносова к библейской образности. Особенно сильно это проявилось в картинах батальных. Добавим к уже сказнному литературоведами, что в оде на взятие Хотина появляются апокалиптические образы: «отворилась дверь в небеса»,[18] «свилась мгла».[19] Из Ветхого завета пришли мотивы беспощадной борьбы с врагами, призывы, чтобы на головы их пало страшное возмездие.
Широкое воздействие поэтика батализма Ломоносова испытала со стороны древнерусской литературы. Из воинских повестей в поэзию пришло изображение битвы в туче стрел («Где день скрывали тучи стрел» — 8, 222), раскрывшихся над головами воинов небес («Тогда над русскими полками отворились, || И ясный свет на них спустили небеса» — 8, 362), в блеске мечей («При Вильманстранде слышен треск, || Мечей кровавых виден блеск» — 8, 49) и т. п. Размеры статьи не позволяют остановиться на всем этом более подробно.
В заключение несколько замечаний о звуковых особенностях слова в батальной поэзии Ломоносова. Динамика битвы выражается словами, соответствующими теме не только по своему смыслу, но и звучанию. В некоторых строфах оды 1742 г. частое употребление звука «р»: «багровый», «рдеет … в крови краснеет» (8, 93) передает впечатление суровости картины, создает звуковую инструментовку боя. То же мы видим и в других произведениях.[20] В «Риторике» 1748 г. Ломоносов писал о том, что частое повторение «А» способствует изображению большого пространства, глубины и вышины, а также неожиданного страха. Твердое С, Ф, X, Ц, Ч, Ш и плавное Р имеют произношение звонкое и стремительное, они помогают представить вещи и действия сильные, великие, громкие, страшные и великолепные. О звуке «Д» Ломоносов писал, что он имеет произношение тупое и нет в нем «ни сладости, ни силы». В трагедии «Тамира и Селим» о буре говорится, что она «дует… дым» (8, 302). При описании битвы в этой трагедии звучит неоднократно повторное «Р», однако чаще, чем обычно, встречается звук Л, который, по теории Ломоносова, с «мягким Ж, 3» и «плавным В, М, Н» «имеют произношение нежное», поэтому должны употребляться для нежных и мягких картин: «Сквозь пыль, сквозь пар едва давало солнце луч… || И стрелы падали дожжевых гуще туч, || Уж поле мертвыми наполнилось широко; || Непрядва, трупами спершись, едва текла: || Различных вид смертей там представляло око, || Различным образом повержены тела… || Иной, забыв врага прельщался блеском злата, || Но мертвый на корысть желанную упал» (8, 360). Слова: «пыль… давало… луч… стрелы… падали… поле… наполнилось… тепла… различный… представляло… различным… тела… прельщался блеском злата… желанную упал» придают всей картине ощущение мягкой тишины. Почему же так поступил Ломоносов? В данном случае мы имеем дело с картиной не самой битвы, а ее результатом. Все глаголы действия даны в прошедшем времени, это уже не битва, а поле после битвы, вот почему и ощущается та тишина и покой, какие мы чувствуем после сражения, например при рассматривании картины В. М. Васнецова «После побоища Игоря Святославича с половцами».
17
Die Palmen grünnen um sein Haupt (
18
Cp.: «После сего я взглянул, и вот дверь отверста на небе…». Откровение Иоанна Богослова, IV, 1.
20
Например, о смерти говорится, что она «бежит… ярясь из строя в строй… отверзает… руки простирает» (8, 90); Нарсим говорит о битве, что она, как «… туча бурная ударив … рождает … Ревет… через горы…» (8, 362). Нечто похожее мы находим и у Пушкина в «Полтаве»: «шары… прыгают, разят, || Прах роют и в крови шипят. || Швед, Русский… рубит, режет… барабанный… скрежет… Гром… ржанье… смерть… сторон».