Слова здѣсь какъ бы вскрываютъ опасность, грозящую отъ ничтожныхъ поступковъ и, собственно говоря, не столько слова страшны, какъ то̀, что кроется въ дѣйствіи. Отсюда и дѣлается понятнымъ тотъ страхъ передъ самыми простыми
27
дѣйстівями человѣка, если только этотъ человѣкъ почему либо подозрѣвается въ обладаніи заговорной силой *).
Сложныя символическія дѣйствія совершаются при многихъ заговорахъ и внѣ дома, причемъ говорится „как люд уснут“ (№ 25) „в укромное мѣсто“ (№ 58) „на солничном закаті (№ 5, 121), иначе сказать, рекомендуется тайна при совершеніи этихъ дѣйствій.
Если при этомъ употребляются какіе нибудь обыкновенные предметы, то имъ придается таинственность какимъ нибудь способомъ. Нуженъ камень – его берутъ съ могилы (104), понадобятся колобки – ихъ готовятъ въ лѣсу, пекутъ въ ямкѣ (121) и т. д. Сложныя символическія дѣйствія должны были исчезнуть раньше, нежели простыя, и возможно, что ихъ исчезновеніе и породило въ заговорномъ текстѣ, неясность, а иногда и загадочность.
При нѣкоторыхъ заговорахъ находятся указанія, гдѣ и когда нужно ихъ произносить. Оказывается, что: время для магическаго дѣйствія назначается различное: на утренней зарѣ (№ 1), в лѣті (№ 7), на солнечномъ закатѣ (№ 5), поутру (№ 18), „как люд уснут“ (№ 25), „выванскую пѧт“ (№ 18), „В великоі четвергъ“ (№ 53), „до зори“ (№ 57), до солнца (№ 58), въ ночь, въ вѣчеръ, по утру; на ветху (на ущербѣ мѣсяца) в вечери, на новцы (при молодомъ мѣсяцѣ) по утру (№ 63), съ утра (86); утро какъ будто считается болѣе благопріятнымъ временемъ для произнесенія заговора, нежели вечеръ или ночь. Мѣсто такъ же, какъ и время выбирается разное: „у воды (№ 7), у рѣки (80), на перегородѣ (30), на камени (53), въ лѣсу (58), на постели (76), въ дверяхъ комнаты (91), у могилы (104), возлѣ муравейника (121); если мѣсто не указывается, очевидно нужно предположить произнесеніе заговора на мѣстѣ, въ данный моментъ удобномъ для этого.
Кромѣ мѣста и времѣни при заговорѣ указывается предметъ, черезъ который заговорная сила должна подѣйствовать на человѣка. Это, обыкновенно, пища и питье: хлѣбъ, соль, перецъ, чеснокъ, вино, квасъ, масло, вода и т. д. Почему
28
въ одномъ случаѣ нужно взять воду, а въ другомъ квасъ; въ одномъ хлѣбъ, въ другомъ перецъ – объяснить трудно, но всегда приходится имѣть въ виду то, что не толъко требованіе магическаго обряда, но и бытовыя условія, такъ же какъ условія даннаго момента могли оказать вліяніе на употребленіе того или другого предмета. Кромѣ того, въ нѣкоторыхъ случаяхъ могло повліять знаніе какого нибудь лѣчебнаго средства, тѣмъ болѣе, что большинство заговоровъ направлено противъ болѣзней. Не безъ лѣчебныхъ цѣлей употреблялись при заговорахъ и растенія *), но при искаженіи и переиначиваніи названія травы или корня могла возникнуть искусственная связь заговора съ растеніемъ. Траву назвали „молчанъ“ и, считая ее чудодѣйственной, къ ней присоединили такой заговоръ: „ты трава молчан … молчиш …так бы… недруги и злые мои супостаты против менѧ во всем молчали (№ 1). Нѣкоторыя заговорныя дѣйствія сопровождаются запрещеніями, которыя обусловливаютъ ихъ успѣхъ: „Да пришед вызбу… костеі собакам того дн̃и не даваі и никому ничего не даваі (№ 57). „Тог году репы с чюжег ѡгорода не дергат и колосу не рват и сквоз руки… не оцыщат“ (№ 25). Какъ было упомянуто выше, при разсмотрѣніи заговорныхъ дѣйствій, связанныхъ съ соотвѣтствующими имъ словами, обнаруживаются тѣ воззрѣнія и вѣрованія, которыя лежатъ въ ихъ основаніи. Возможно, что эти вѣрованія не идутъ издалека, что они суть искусственныя образованія, смѣсь остатковъ различныхъ міровоззрѣній, но они любопытны и въ такомъ видѣ, какъ результаты попытокъ повліять словомъ и дѣломъ на естественный ходъ вещей.
Заговорные тексты разсматриваемаго сборника такъ же, какъ и дѣйствія, съ ними связанныя, позволяютъ указать на слѣдующія наиболѣе яркія вѣрованія: заговорнымъ дѣйствіямъ, направленнымъ противъ другого человѣка, помогаютъ умершіе, они могутъ отдать во власть одному человѣку другого (121), умершіе родные могутъ сохранить отъ