— Дядя Бурко-ов! — закричала она. В ответ раздался такой гром, что, казалось, по небу кто-то ударил кувалдой, а когда ломаной стрелой по нему пробежала молния, казалось, оно раскололось. Нина бросилась обратно в палатку и забилась там в угол. Как провела эту страшную ночь, Нина плохо помнила. Пришла она в себя утром, когда заявился Бурков.
— Вы где были?! — рассердилась на него Нина.
— А рыбку проверял, — ответил он и стал снимать с себя мокрую одежду.
«Сети, значит», — поняла Нина. А на улице всё шёл дождь, и хотя небо уже не раскалывалось ни от грома, ни от молний, по-прежнему гудела тайга, и что-то в ней ухало.
— Кажись, приехали, — сказал Бурков и стал разжигать примус.
Нина поняла, что говорит он о вертолёте, или, как называли его геологи, вертушке. Понятно, сегодня его не будет, через эту непогоду никакому вертолёту не пробиться.
Когда сели пить чай, Нина спросила:
— А вас как звать?
— Что, ай с испугу забыла? — рассмеялся Бурков.
— Ага, — соврала Нина.
На самом деле, как его звать, она за весь сезон так ни у кого и не узнала, а для всех в отряде он был Бурков да Бурков, и не больше. О себе он никогда ничего не рассказывал, всегда был молчалив, и если к нему приставали с вопросами, отвечал на них односложно и без особой охоты. При этом он всегда, не глядя на собеседника, мягко улыбался, и поэтому казалось, что говорит он не с ним, а с кем-то другим, которого он один и видит. Нине это не нравилось, ей казалось, что за этим кроется что-то нехорошее, а когда на его руке она увидела наколки, подумала: «Наверняка, не раз в тюрьме сидел». Всё это не вязалось с тем, что о нём говорил начальник отряда Мартынов.
— Без Буркова, — повторял он часто, — мы бы и одного планшета не закрыли.
«Подумаешь! — думала тогда Нина. — Работничек!» Ей казалось, увязывать да укладывать что-то в тюки, колоть дрова, разжигать костёр да варить и дурак сможет, пусть попробует, как она, задокументировать канаву и отобрать в ней пробу.
— Василием меня звать. Дядей Васей, значит, — ответил Нине Бурков и опять, словно не ей, а кому-то другому, мягко улыбнулся.
— Расскажите что-нибудь о себе, — попросила Нина.
Бурков, кажется, не ожидал такого вопроса. Он отставил кружку с чаем, внимательно посмотрел на Нину и сказал:
— А что рассказывать? Все знают — в тюрьме сидел.
«Вот я и права!» — подумала Нина и спросила:
— А за что?
— Братку убил, — ответил Бурков.
— Как убил?! — испуганно вскричала Нина.
— На жинке своей прихватил, — объяснил ей Бурков.
Нину бросило в жар. Перед ней сидит убийца, и кто знает, что у него на уме.
— Да не пужайся ты меня, — успокоил её Бурков. — Не трону я тебя.
После этого Бурков залез в свой спальник и скоро уснул. Глядя на него, спящего, Нина стала успокаиваться.
Пепельного цвета лицо его во сне посветлело, казалось, на нём застыла улыбка, и он не храпел, как думала Нина. Похоже, вместе с Ниной стала успокаиваться и погода. Уже не бил по палатке ветер, а дождь, словно его наверху стали пропускать через мелкое сито, не стучал по ней, а как будто нашёптывал кому-то про своё, только ему известное. Вскоре Нину потянуло ко сну, а через полчаса, свернувшись калачиком в своём спальнике, она уже спала. Сон был глубоким, и когда она проснулась, не могла понять: что на улице — день или вечер? Увидев, что Бурков стал куда-то собираться, Нина испугалась: опять всю ночь одной в палатке! «Ну, нет!» — решила она и, стараясь быть ласковее, сказала:
— Дядя Вася, вы не уходите. Я вас, ну, вот нисколечко не боюсь.
— Как хошь, — согласился Бурков и пошёл разжигать костёр.
За ужином Нина спросила:
— А почему вы домой не едете? Он у вас есть?
— Дом-то? Есть, а то как же, — ответил Бурков.
— А почему не едете? — переспросила Нина.
— Братка будет казаться, — тихо произнёс Бурков.
— Как казаться? — не поняла Нина.
— А приходить будет, — ответил Бурков. — Убивал-то, он всё кричал: братка, прости, братка, прости!
— А зачем вы его убивали? — задала глупый вопрос Нина.
— Затмение нашло, — просто ответил Бурков и снова, словно не ей, а кому-то другому, мягко улыбнулся.