А вечером, когда пристали к берегу на ночлег, Анна услышала разговор задержавшихся у реки Розина с Гаврилой.
— Зачем девка брал один? — сердито спрашивал Гаврила. — Твоя один — мало. Тонуть можно.
— Обижаешь, Гаврила! — отвечал Розин. — Я на сплавах собаку съел! — а потом, поганенько хихикнув, добавил: — Да одному — оно и лучше. Делить ни с кем не надо.
Гаврила, зло сплюнув, пошёл помогать Николаше ставить палатку, а Анна, спрятавшись в кустах, долго плакала.
Закончив сплав на вторые сутки, Розин, не попрощавшись ни с Николашей, ни с Гаврилой, улетел в Магадан спецрейсом. Анна лететь с ним отказалась. Провожая её на рейсовый самолёт, у выхода на посадку Николаша мягко ей улыбнулся и сказал;
— Прощай, барышня! Дай бог тебе здоровья.
А Гаврила, пожав ей руку, сердито спросил:
— Зачем плохой человек любишь?! Ему морда бить нада!
В институте уже на следующий день Анна взяла расчёт. Сейчас она работает в съёмочной партии, у неё семья, муж тоже геолог, сын скоро пойдёт в школу. А Розин уже член-корреспондент Академии наук, у него много научных трудов, в перерыве между ними пишет литературно-публицистические очерки. Недавно вышла его брошюра «На Зырянке. Записки путешественника». В ней он, как и положено путешественнику, настойчив в достижении своей цели, вынослив, как тундровый олень, в преодолении опасностей смел и решителен. У обнажения, где он, увидев вышедшего на него лося, с испугу выронил ружьё, оказывается, всё было не так. Лось у этого обнажения внезапно бросился на него и хотел даже поднять его на рога, он же, ловко увернувшись, убивает лося одним выстрелом в голову. Николаша и Гаврила у него нанятые проводники. Они, как и положено аборигенам, не отличаются большим умом, наивны, как дети, и очень любят выпить, но, несмотря на это, знание ими местных условий и их природная находчивость не раз помогали выходить Розину из трудных ситуаций. По окончании путешествия Николаше он дарит своё видавшее виды ружьё, а Гавриле до черноты прокуренную у костров трубку. Анна у него выведена влюблённой в него практиканткой, она мила и обаятельна, но — что поделаешь, — как и все женщины, страшно боится воды и медведей. Ей он оставил на память своё открытое сердце и не опошленную половой близостью любовь. Когда Анна читала эту брошюру, она не знала, что делать: смеяться или плакать.
Короткие зарисовки
1. Сглаз
Весь день над тайгой кружил вертолёт, а вечером на лагерь вышел ловко сложенный мужичок, на голове которого, несмотря на лето, была шапка. С длинным, клювообразным козырьком, с оттопыренным правым ухом и вытертая до ваты, она была похожа на подстреленную куропатку, а в самом мужичке его пуговкой нос и круглое, похожее на горшок лицо выдавали простой, по-русски открытый характер.
— Васяга, — весело представился он и, присев к костру, снял с головы шапку, бойко ударил ей себя по коленке и рассмеялся; — О, дела?
— Какие ещё дела? — спросил от костра Пономарь, прозванный так за высокий рост и обросшую сердитой гривой голову. Всегда чем-то недовольный, он и сейчас смотрел на Васягу неприветливо.
— Каки дела, говоришь? — переспросил Васяга. — А как сажа, бела. Ушли и нету-ти.
— Кто ушли и нету-ти? — начал сердиться Пономарь.
— А наши, — прикурив сигаретку от костра, ответил Васяга.
— Тьфу ты! — сплюнул Пономарь. — Кто наши-то?
— А ты не злись, — заметил Васяга и снова рассмеялся: — Наши-то, говоришь? А дураки! Говорил им, а они: ха! Вот и ха: налимы в брюхе.
— Ну, даёт! — рассердился Пономарь. — Какие налимы? Ты можешь по-русски?
— С анбицией, — мотнув в его сторону головой, весело заметил Васяга.
Было похоже, что он хочет сообщить нам что-то и важное, и интересное, но не знает, как к этому подступиться.
— А ты не гони, — остановил он Пономаря. — Не всё враз: кому жменя, а кому и мене.
— Какая жменя?! — уже застонал Пономарь и посмотрел на нас так, словно искал от этого дурака защиты.
— Жменя, говоришь? — верный себе, переспросил Васяга. — А это когда в ладошке хрен да маненько.
Этого Пономарь не вытерпел.
— Ты эскимос? — закричал он. — Ты зачем сюда пришёл?!
— Вот я и говорю, — не обращая на него внимания, продолжал Васяга. — Шурин, брательник жинки: я, грит, Васютка, — он меня Васюткой зовёт, — твово сглаза боюсь.
— Ты ещё про налимов расскажи, — зло перебил его Пономарь.
— Про налимов, говоришь? — как будто обрадовался Васяга. — А что, тоже рыбка. В уху не годится, а на жарёху: я тебе! Так вот, — вернулся он к своей теме, — я и говорю. Сглаз у тебя нехороший, грит мне шурин, брательник жинки. Посмотришь, грит, и всё по-твоему.