В конце XIX века, видимо, вследствие необходимости адаптироваться к напору экономических фактов, буржуазная политэкономия рассталась с догматом фиксированного фонда заработной платы и перешла к теории независимых факторов производства. Перед тем, как установить безусловность гармонии труда и капитала при капитализме, т. е. полную оправданность тех доходов, причем совершенно независимо от их конкретного соотношения, которыми капиталистическая система наделяет продавцов труда и капитала, неоклассические экономисты применяют к исследованию соответствующих доходов, заработной платы и процента, одинаковый метод. Этот метод состоит в преобразовании абстрактных экономических категорий. Он базируется на предпосылке о раздельности, отдельном и независимом существовании факторов производства, т. е. что существуют независимые от человеческого труда и общественных отношений факторы производства и что экономический вклад может легко и мгновенно рассчитать любой хозяйственный субъект каждый раз, когда он сталкивается с рыночными оптимизационными задачами.
Единственным вытекающим из неоклассического учения, но в то же время универсальным объяснением бедности является экономическая неэффективность труда бедных, но эта последняя не является конечным экономическим явлением, не относится к последствиям умышленных действий бедных, к их решению оставаться бедными. Равно оно не относится к перенаселению, т. к. в условиях действительного перенаселения жизненно важных ресурсов не хватало бы всем. В современном капитализме, напротив, неслыханная роскошь соседствует с вековой задавленностью и беспросветностью положения значительной части трудящихся.
М. Дж. Риэй утверждает, что экономическая неоклассика выведена из ядра несложных предпосылок, включая веру в рыночную эффективность. Дж. Ходжсон считает, что применимость теорий в исследовании и улучшении экономических отношений является приоритетом по отношению к формальным методам. Отсутствие стремления понять мир, внутренней критики в научном сообществе мейнстрима, связи формальных моделей и их контекста, а также увлеченность логическими играми характерны, по мнению Дж. Ходжсона для неоклассической экономикс.
Неоклассическая трактовка человека не выдерживает малейшего прикосновения критики; она явно противоречит действительности и насколько несовместима с тщательными эмпирическими исследованиями в антропологии и психологии, что ее эмпирическое подтверждение означало бы крах всего научного знания о человеке, всех общественных наук современности. Причина данной несовместимости не только методологическая -- нынешняя антропология и психология построены на исследовании обширного эмпирического материала. В то время, как исследователи этих двух дисциплин еще в XIX глубоко интересовались сбором и обобщением данных о действительности и предъявляли высокие требования к научным работам, неоклассические и ранние австрийские экономисты не утруждали себя подобным занятиям и вместо догадок и научной работы, одними лишь воображением и самоуверенностью пришли к своей концепции индивида. Эта теория, считающая первопричиной поведения человека эгоизм и бесконечное стремление извлекать полезность из внешней среды, т. е. бесконечный моральный аппетит, бесконечную хищность, аналогичным образом находится в разительном противоречии с естественнонаучным знанием, в частности, исследованиями человеческого мозга.
Не большей основательностью, чем рассматриваемое в этом разделе неоклассическое учение о человеке-аутоматоне располагает неоклассическая доктрина государства -- рыночного полицейского. Н. Г. Чернышевский считал редуцирование государственных учреждений к роли жандарма буржуазно-конкурентных отношений крайне неээфективным. Превращение государства в жандарма капитализма лишает его средств предупреждения покушений на собственность и возможностей борьбы с причинами социальной напряженности. Теория экономической гармонии молчаливо предполагает, что всегда имеется возможность защитить полную свободу экономических решений отдельного лица. Это допущение уже потому неверно, что владение массы средств производства небольшой группой лиц ухудшает и стесняет экономическое положение остальных людей, создает экономические предпосылки для навязывания им кабальных условий труда. Действительная защита государством рыночных прав каждого в условиях навязываемой капиталистической экономики хищнической морали обернулась бы не бесплатным делом, а очень дорогим. Охрана свободы экономической деятельности является очень трудной задачей для государства, не говоря уже об охране абсолютно свободной конкуренции.