Я вздрогнула от пронзительно-громкого клаксона. И дёрнув голову влево, в голос застонала.
— Какого хера тебе надо? Ну дак проезжай! — ругался водитель на… большой чёрный джип.
Нет, нет, нет! Как он узнал? Он же не видел меня!
— А мы можем ехать быстрее? — не теряя надежды спросила я, забыв удивиться абсурдности всей ситуации.
— Да глянь ливень какой! Как быстрее то? Ещё этот… — Макс обогнал нашу машину и перекрыл дорогу. Нам пришлось остановиться. — Слушай, а это не по твою душонку?
— Д-да. Сдайте назад, пожалуйста! Поехали быстрее. Этот псих меня преследует, — быстро и сбивчиво просила я, следя за тем, как Макс приближается к двери с моей стороны.
Я отползла в противоположную сторону и заорала:
— Не подходи! — забившись в угол крикнула в лицо Максу, когда он распахнул дверь, — Ну помогите же мне, пожалуйста. Этот псих меня преследует, — посмотрев на водителя ухватилась я за сидение, как за соломинку.
— Родная моя, ну что ты такое говоришь? — доставая деньги из кармана, он протянул их водителю, — Это жена моя. Приревновала просто, вот и психует, — с милой улыбкой добавил этот псих. — Ну иди сюда, — протягивает ко мне свои щупальца и вытаскивает из салона.
— Да уж, взял жену — забудь тишину! — поддакнул водитель моему мучителю.
— Что? Он все врет! — кричала и отбивалась я как могла, — Я его вообще не знаю!
— Котенок, обманывать не хорошо! — как нерадивому ребёнку сказал он мне, закидывая меня на плечо.
Я извивалась, перекрикивала проливной дождь, который никак не хотел заканчиваться, и молотила его кулаками по спине с требованием прекратить произвол. Недоумевала людской равнодушности.
Он бесстыже и развязано ущипнул меня за ягодицу, и открыв дверь, беспардонно плюхнул на переднее сидение, пристегивая ремнем.
Я аж задохнулась от возмущения и его наглости, прошипев:
— Если ты ещё раз затронешь меня, то…
— То что? — перебил меня, спрашивая с вызовом в почти чёрных глазах.
Сделав глубокий вдох, я решила договориться с ним по-хорошему. Ну по крайней мере попробовать. Ну есть же в нем хоть что-то человеческое? Должно быть! Он же видя моё замешательство, и расценивая его как собственную победу, с ухмылкой хлопнул дверью, и обогнув машину, сел рядом со мной. Заскрежетав зубами и тяжело дыша я еле сдержалась от рукоприкладства. Блин! Что со мной? Я никогда не была склонна к любому виду насилия. Тут же, я просто до дрожи в руках хотела перекрыть доступ кислорода к его легким и с упоением наслаждаться видом его задыхающегося, бьющегося в конвульсиях, тела.
— Послушай, — наконец совладав со своим гневом, сказала я примирительно, дрожащим от холода и нервов голосом, — может мы попробуем поговорить? Ты мне объяснишь свои…
— Мы обязательно поговорим, только позже, — глядя на приборную консоль и тыкая на разные кнопки, размеренно и спокойно сказал мой тиран.
Вспыхнув от шеи и до самых корней волос, мне стало нечем дышать. В машине было жарко, но озноб не хотел оставлять моё жалкое мокрое тельце. Отвернулась от него и прислонилась разгоряченным лбом к холодном стеклу, думая о том, что же со мной сегодня происходит? Я протерла ладонью запотевшее окно и с удивлением уставилась на собственный дом.
— Ты привёз меня домой? — резко вскинув голову влево, я уставилась на него во все глаза.
— А ты куда хотела?
Вновь разозлившись его нахальной рожи, я выскочила из машины и громко хлопнув дверью, (я, конечно, понимала, что машина ни при чем, но мне же надо было как то выразить всю ту бурю негодования, что бушевала в моей душе) пошла домой, проклиная все на свете. Остановившись у подъездной двери, чертыхнулась, вспоминая о телефоне, и обратно пошла к тирану. Алиса будет звонить рано утром. И я не могу не ответить.
— Уже соскучилась, — идя ко мне навстречу, с полной уверенностью в голосе, сказал этот… Хоть я его и не могла разглядеть чётко в тусклом свете фонаря, но его наглый и надменный взгляд я чувствовала всей своей озябшей кожей.
— Отдай мне мой телефон!
Он подошёл к двери и кивнув на неё велел:
— Чего стоишь? Открывай.
— А я тебя в гости не звала!
— Мария, открывай быстрее! Ты замёрзла и вся дрожишь, — рявкнул Макс.
Отпирая дверь и поднимаясь на четвёртый этаж, я думала о том, что он сильно изменился. Неизменно только то, что он всегда делает только то, чего хочет сам.