В романе «Солдатами не рождаются» Симонов вновь вернулся к Сталинградской битве, но масштаб мышления Серпилина шире мировосприятия Сабурова; он военачальник, теоретик, стратег, он человек обостренного нравственного чувства, он наделен потребностью понять ход и философию истории. Мысль и чувства героя теперь лишены альтернативной прямолинейности, они многосложны и напряжены. Теперь писатель сосредоточен на поисках истины, и в его размышлениях и раздумьях отразился исследовательский настрой времени. Так Симонов от изображения быта воины и чувств сражающегося человека пришел к философии войны и изображению той нарастающей сложности духовной жизни, которая столь характерна для его современника в 60-е годы. Серпилин «ощутил весь тот истинный масштаб событий, который обычно скрадывался повседневными заботами, с утра до ночи забивающими голову командира дивизии. Его дивизия была всего-навсего малой частью того действительно огромного, что совершилось за последние шесть недель и продолжало совершаться. Но это чувство не имело ничего общего с самоуничижением; наоборот, это было возвышающее душу чувство своей хотя бы малой, но бесспорной причастности к чему-то такому колоссальному, что сейчас еще не умещается в сознании, а потом будет называться историей этой великой и страшной войны».
Роман «Солдатами не рождаются» по праву был воспринят критикой как стремление писателя к созданию эпической картины общества времен войны.
На первый взгляд кажется, что эпическая широта романа связана только с его центральным героем — с генералом Серпилиным, что роман почти весь держится на Серпилине. Критика отмечала, что переживает этот человек эпично, масштаб его чувств и масштаб романа равновелики.
Пропущенные «сквозь суровую цельность этого характера, решающие коллизии романа» [23] неизменно находятся под лучом испытующей мысли, несущий в себе вопросы человека 50-60-х годов. Личный опыт Серпилина, отступление 1941-го, напряженность 1942-го и победы 1943-го годов, сообщают повествованию непреложность хроники и документа. Однако повествование, контуры которого определены серпилинским характером, оказывается шире объема и границ этого характера.
Здесь впервые в романе возникает голос коллективного героя:
«Мы молчали, а немцы всю ночь до утра то здесь, то там стреляли как припадочные,— наверно, нервы кончались, а предчувствие конца росло. И это радовало, позволяло думать, что сегодня бой действительно будет последний и недолгий…
Возможно, теперь они уже отошли вглубь, к цехам, но это станет ясно лишь через несколько минут, когда роты сделают первый бросок. Все этого ждут. Ждет Чугунов, сидящий тут же, рядом, слева… Ждет вторая рота, залегшая в других развалинах, правее. Ждут пулеметчики, которые будут прикрывать огнем бросок рот».
Своеобразный, присущий именно Симонову склад художественного повествования обнаружил себя в романе «Солдатами не рождаются» в традиционном для писателя характере авторской мысли: по-прежнему, хотя и в иных формах, ему близки начала лирики и очеркизма, живого, непосредственного присутствия писателя, его ощутимого желания воссоздать эмоциональную тональность времени и зафиксировать его непреходящий облик. И возросшая эпичность авторского повествования не может скрыть от читателя направляющей руки автора, позиция которого продолжает оставаться важнейшим структурным элементом даже в предельно объективном казалось бы, романе «Солдатами но рождаются».
«Хорошо это или плохо,— говорил Симонов, открывая собрание своих сочинений в 1966 г.,— но, очевидно, я до сих пор был и продолжаю оставаться военным писателем, и мой долг заранее предупредить читателей, что, открывая любой из этих шести томов, он будет снова и снова встречаться с войной» (т. 1, стр. 5).
Симонов начал с предчувствия войны; сегодня он поглощен ее анализом. На этом пути у него были свои потери и просчеты. И все-таки его путь — это путь восхождения от эмоционального порыва до зрелого размышления.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Константин Симонов. Собр. соч. в шести томах, т. 1. М., 1966, стр. 11, 13 глава. Далее при ссылках на это издание указываются только том и страница.
2 «Новый мир», 1938, № 10, стр. 14.
3 Н. Тихонов. Отечественная война и советская литература,— «Большевик», 1944, № 3-4, стр. 27.
4 Н. Тихонов. Перед новым подъемом. М., 1945, стр. 11.
5 Так, из очерков «Дни и ночи», «Зрелость» выросла повесть «Дни и ночи»; из очерковых эскизов о сапере Артемьеве — рассказ «Бессмертная фамилия» и пьеса «Так и будет»; отдельные герои книги «От Черного до Баренцева моря» появляются в произведениях послевоенных лет, например, шпионка в рассказе «Пантелеев» («Москва», 1957, № 4).