За обиду показалось Беленовой чади, что без толку пришлось полдня мокнуть в болоте, рвать платье цветное о кусты и сучья. Они схватились за мечи и медленно, как их учили старшие, стали наступать на спокойно ожидавшего их русса.
Диковинный зверь вздыбил на загривке пеструю шерсть. Тороп тоже решил, что в стороне оставаться не стоит. Выбрав стрелу покрепче, он наложил ее на тетиву лука. Конечно, Правда не позволяет в своих целиться, но разве Правда велит вшестером на одного нападать? К тому же, что ни говори, а русс ему жизнь спас.
— Опусти лук, отроче, — почти ласково сказал воин. — Еще пристрелишь кого ненароком!
Он не спеша поднялся на ноги и вытащил меч, поджидая, пока новгородцы подойдут ближе. И когда священная сталь прочертила в воздухе круг, за которым пряталась смерть, Тороп понял — его помощь здесь не понадобится.
Живя в Новгороде на боярских хлебах, Тороп частенько видал, как опытные бойцы обучают молодшую чадь с оружием обращаться. Иные брали себе в супротивники двоих или троих и умучивали их до последней степени. Однажды Торопу посчастливилось наблюдать, как сам боярин сразу четверых наставлял. Ладно выходило! Но тогда клинки были обмотаны тряпицами, испачканными углем, и получить отметину на грудь не считалось зазорным — в бою расторопнее будут. Нынче клинки были заострены и готовились принести жертву Перуну. И хотя новгородцы были в кольчугах, а золотоволосого воина защищала только великолепная броня мускулов — плохо пришлось новгородцам.
Русс двигался с непостижимой плавностью летнего ветра и стремительностью водного потока или солнечного луча. Куда бы ни направляли оружие новгородцы, их везде встречало смертоносное жало лезвия.
Самым первым полетел сапогами кверху в рудничную яму Белен, причем золотоволосый даже мечом не воспользовался, обошелся кулаком. Корелинка Воавр сразу же поспешила на помощь хозяйскому племяннику. Но тот кое-как выбрался сам. Грубо оттолкнув девушку, он с удвоенным рвением ринулся в бой, впрочем, вновь совершенно безуспешно. Не успел Белен как следует мечом замахнуться, как был вновь отправлен хлебать болотную жижу. Тороп так и не смог понять — почему двое рослых парней, одновременно налетевших на русса, постыдно столкнулись лбами, едва не зарубив друг друга. Каким образом лихой умелец, пытавшийся зайти с левой руки, оказался распростертым на земле, перед этим обежав кругом едва не всю пустошь.
Золотоволосый воин только скалил зубы, раззадоривая своих противников:
— Да тут, оказывается, и храбрецов нет, кроме девок и отрока! То-то я гляжу, ни зверя затравить не умеете, ни честным поединком спор решить!
Верно, недолго мучился бы жаждой добрый клинок, не насытившийся медвежьей кровью, кабы на вытоптанную человеческими ногами и звериными лапами пустошь не подоспел Вышата Сытенич. С боярином были дядька Нежиловец, Талец, Путша, Твердята и еще примерно с десяток гридней.
Новгородцы, запыхавшиеся от быстрого бега, в недоумении остановились на краю пустоши.
— А мы думали тут на Белена хазары напали, — ошарашено протянул Путша. — Грохот-то какой стоял!
— Или мужики мерянские побить решили, — подхватил Твердята, — за то, что всю их дичь распугал.
Увидев боярина и его людей, русс к немалой радости своих изнемогающих соперников опустил меч.
— Ты почто моих людей обижаешь? — сердито обратился к нему Вышата Сытенич.
Воин откинул со лба налипшие волосы и без тени смущения или страха поглядел ему в лицо.
— А почто ты своим людям дозволяешь в драку лезть, коли сражаться как следует не научил?
— Ну, ты и наглец! — заметил боярин. — Отколе такой взялся, чтобы лучших мужей поучать?
— Отколе взялся — там уже нет, — отозвался русс. — А не перед тобой мне в том ответ держать.
Лицо Вышаты Сытенича помрачнело. Уж кто-кто, а он не привык выслушивать дерзости, да еще и в присутствии своих людей.
— Батюшка! — подала вдруг голос молчавшая до сей поры Мурава. — Дозволь слово молвить! Этот хоробр, — девушка указала на русса, — меня и служанку мою неразумную от лютой гибели избавил! Медведя убил. А Белен его обидел, добычу отнять хотел!
Русс посмотрел на девушку долгим взглядом и ничего не сказал. Зато Белен завопил за двоих, что, дескать, сестрица на него наговаривает. Но его никто не поддержал, и пришлось Белену сознаться, что сам драку затеял. Ох, и досталось же ему за дерзость и невежество. Давненько стрый Вышата на племянника так сильно не гневался. Разобравшись с Беленом, Вышата Сытенич обратился к золотоволосому воину. Спросил, как его зовут и чем можно его отблагодарить.
— Зовут меня Лютобором, — сказал воин. — Я недавно вернулся из Царьграда и теперь иду в Итиль, ищу вождя достойного, чтобы ему служили. Коли ты, боярин, идешь той же дорогой, возьми меня на свою ладью. А то как бы с такими вояками, — добавил он, указав на пристыженного Белена и его помятую рать, — не случилось тебе беды в землях мадьяров и печенегов.
Боярин прищурил синие глаза, пряча в усах улыбку. Судя по всему, предложение русса пришлось ему по душе. Однако плох тот вождь, который не вступится за свою дружину, когда ее срамят.
— Людей своих я сам учил давать отпор врагу и пока на их сноровку не жаловался! — сказал Вышата Сытенич. — Если ты в самом деле ищешь достойного вождя, буду рад принять тебя в свою дружину. Только вот место на моей ладье всего одно свободно, — добавил он, чуть погодя. — Коли не побрезгуешь сидеть рядом с купленным холопом — милости прошу.
На лицах Белена и его товарищей появились довольные глумливые улыбки, но русс не обратил на них никакого внимания. Он спокойно выдержал пристальный взгляд боярина и кивнул головой.
— Если ты, вождь, имеешь в виду того удальца, который против медведя не побоялся с голыми руками встать, — молвил он с достоинством, — так я не побрезговал бы рядом с ним не только на ладье, но и за княжеским столом сесть!
Он отыскал в траве брошенную дорожную котомку, подозвал недовольно щерившегося на чужих людей пятнистого зверя и, подойдя к новым товарищам, попросил их помочь сладить с тушей Черного Вдовца.
— Это мы завсегда рады! — тут же отозвался Твердята. — Мяса-то сколько. Хоть поесть по-человечески!
Получив у боярина добро, новгородские парни быстро срубили и обстругали колья, крепкими ремнями привязали за лапы медведя и потащили к берегу, где уже раскладывали костры и готовили все необходимое для предстоящего пиршества.
Весь остаток дня новгородцы весело пировали на речном берегу, вдоволь отъедаясь медвежьим мясом. Торопова добыча тоже к месту пришлась. Ветер гнал вверх дым, будоража ноздри лесных обитателей восхитительным запахом жареного. Целебного медвежьего жира натопили едва ли не целую бочку. Будет Мураве из чего готовить снадобья! Шкуру Черного Вдовца, в точности как хотел Белен, растянули в распорках на палубе. Только Белену не было в том ни чести, ни радости. Насупленный, как старый сыч, сидел Белен в стороне от общего веселья, и след от молодецкого удара расплывался у него на лице темно-багровым пятном, да таким ядреным, что и левый глаз в нем с трудом отыскивался.
Товарищи оставили Белена, опасаясь гнева Вышаты Сытенича. Даже тихая, безответная Воавр старалась обойти боярского племянника стороной. Выплакав все горести и страхи на плече у Тальца, корелинка подносила воинам мед и пиво, и, если рядом с кем и задерживалась подольше, так это — с Лютобором руссом. Добрая девка как могла старалась отблагодарить своего спасителя. И кусок ему подносила послаще, и чашу наливала полнее.
Торопу подумалось, что руссу пришлось бы больше по душе, кабы на него с таким восторгом смотрели другие глаза и слова благодарности говорил другой голос. Но краса Мурава после возвращения из леса даже ни разу не посмотрела в сторону воина. Да и чего ей смотреть? Нешто ровня ей простые гридни, ватажники на ладье у отца?
Когда поспело мясо, Вышата Сытенич, следуя древнему обычаю, попросил Лютобора разрезать тушу. Кто был удачливей всех на охоте, тому и честь наделить каждого долей своей добычи. Русс с готовностью взялся исполнить боярское поручение. Ловко орудуя кинжалом, он откраивал от туши большие, дымящиеся, истекающие ароматным соком куски темного, почти черного медвежьего мяса. Самый первый и лучший — боярину, дальше всем прочим по старшинству.