— Богатство нынче в чести, — пожал плечами Камчибек. — А что тебе до того?
— Да разговор один к ханам у меня есть, — пристально глянул на брата русс.
— Так, — сказал Камчибек, отставляя в сторону кубок.
Он внимательно поглядел вокруг: дальнейшее должно было миновать ушей хана Кури и его людей. По счастью сын Церена, разохотившись к торгу, решил осмотреть боярский товар и теперь, держа в руках вынутую из сороки кунью шкурку, с видимым удовольствием ласкал унизанными перстнями пальцами роскошный, пушистый мех.
Тороп подумал, что ему тоже следует уйти, но наставник удержал его: великому Куре не следовало видеть, что братья говорят о чем-то важном.
— Думаю, не ошибусь, — начал Камчибек, — если предположу, что говорить ты хочешь о хазарах. Еще когда ваш князь собирался вступить в земли хазарских данников, я понял, что этим дело не ограничится.
«Ваш князь»! Тороп спешно схватился обеими руками за массивный черпак, ибо при этих словах его ноги от изумления вознамерились оторваться от земли не менее, чем на аршин. Зоркие глаза мерянина привычно отыскали на размалеванном плече наставника свежий шрам от сведенного рисунка. Не так тяжело живую кожу сдирать, как больно со знаменем, которое носил всю жизнь, расставаться. Впрочем, тому, у кого сокол клекочет в душе, никакие знамена не нужны. Вспомнились слова старика Асмунда про Святослава и его соколов. Пророчил ли старый посадник или просто знал?
Лютобор ничем не выдал своего изумления осведомленностью старшего брата.
— Проницательность всегда относилась к числу твоих лучших качеств, — усмехнулся он.
Тороп подметил, что манера наставника сильно изменилась. Появилась властность, уверенное спокойствие человека, чувствующего за собой силу и говорящего от ее имени. Словом, Лютобор стал таким, каким всего на миг мерянин увидел его пару дней назад на новгородской ладье.
— Вам нужен пропуск через наши земли? — осторожно поинтересовался Камчибек.
— Нам нужны воины, — сказал русс.
— Что ж, — печенежский хан припечатывал каждое слово, ибо все сказанное нынче имело огромный вес. — Коли наши отцы ходили с Игорем на Царьград, отчего бы нам не присоединиться к войску его сына. Однако, скажи мне брат, — хан Органа испытывающее глянул на русса, — почему это должен быть именно Итиль? В мире много других, не менее богатых городов, где можно взять неплохую добычу.
Лютобор тоже посмотрел на брата:
— А разве ты не хочешь сквитаться с хазарами за испытанные унижения? За детей и женщин, угнанных в рабство, за слепоту Гюльаим, за гибель отца, наконец?!
Но Камчибек только покачал круглой головой:
— Я жажду мести не меньше, чем ты, — сказал он. — Но за мной стоит мой народ. Ваш князь придет и уйдет, а на нас царь Иосиф пошлет своих эль Арсиев. Ты что, хочешь повторения похода Песаха?
— Ты меня не понял, брат, — в переливчатых глазах Лютобора загорелись знакомые Торопу золотые искорки. — Если нам сопутствует удача, поход Песаха повторять будет некому!
— То есть?
Искры в глазах Лютобора запылали ярче, превращаясь в грозный отблеск Перунова огня:
— Ты знаешь, что следует сделать с сухим деревом, которое своими ветвями закрывает солнце, не позволяя расти молодому лесу? — спросил он.
— Думаю, его стоит срубить, — все еще не понимая, отозвался Камчибек.
— Тогда представь, что сухое дерево — это каганат!
С практически неподвижного лица великого хана Органа на миг исчезла его непоколебимая невозмутимость. Он даже зажмурился, осмысливая то, что сказал ему названный брат.
Тороп тоже вновь сделал вид, что старательно размешивает и без того прозрачный и выдержанный мед. Разговоры о походе на хазар он слышал давно, в боярском доме дня не проходило, чтобы о нем не заговорили. Но ни боярин, ни тем более его люди, даже в самых смелых мечтах не могли вогрезить о замысле подобного размаха. Вождь, его выносивший, поистине обладал дерзновенным умом и бестрепетной волей. И этому вождю служил Лютобор.
— Сколько вам нужно людей? — спросил наконец хан Камчибек.
— Нам не хватает одной тьмы[4], — скромно ответил русс.
От неожиданности Камчибек, сделавший до того большой глоток, поперхнулся и закашлялся едва не до слез.
— Сколько-сколько? — переспросил он.
— Нужна тьма всадников и еще почти столько же лошадей, чтобы усилить нашу конницу.
Хан Камчибек с уважением покачал головой:
— У меня столько воинов не наберется, — честно признался он.
— Поэтому я и собирался говорить с ханами. Да по твоим словам, им всем задурманило мозги золото хана Кури.
— Не всем, — решительно проговорил Камчибек. — Есть еще великий Кеген! Он достаточно умен, чтобы знать цену злату, и достаточно силен, чтобы не бояться силы мечей.
— Кеген? — В голосе Лютобора появилось сомнение, по лицу пробежало облачко досады, связанное с каким-то, по-видимому, не очень приятным воспоминанием.
— Никто не сравнится с ним в мудрости и умении говорить в совете! — начал было Камчибек, потом взглянул на брата и сочно рассмеялся. — Великий Тенгри! — воскликнул он. — Да ты, коке[5], оказывается обидчив, как красная девица. Брось! — хлопнул он русса по плечу. — Неужели ты все еще сердит на него? В конце концов, именно благодаря его тогдашнему самодурству и легкомыслию его непутевого сына ты обрел в степи родню! Если тебя это не убеждает, скажу, что у него три тысячи воинов и он, так же, как и ты, терпеть не может хазар. Думаешь, он просто так решил тогда задружить с Русью. И дядю Улана именно он убедил!
Лютобор покачал головой.
— Три тысячи воинов — это веский довод, — сказал наконец он. — Если великий Кеген сумеет нам помочь убедить ханов, я скажу, что это самый мудрый и дальновидный человек.
— Тогда решено! Через несколько дней хан Кеген устраивает той по случаю рождения своего очередного, кажется, семнадцатого сына. Туда съедутся все ханы. Но я думаю, стоит поговорить с Кегеном, заручившись его поддержкой, до того.
Камчибек замолчал, а потом посмотрел на брата с нескрываемой с укоризной:
— А я-то, было, и вправду поверил, что ты просто соскучился!
— Неужели ты думаешь, что я бы посмел явиться в дом моего приемного отца на чужой ладье и в одежде, приличествующей, разве что, нищему пастуху, если бы не имел на то веских причин!
— Не хочешь, чтобы узнали хазары?
— Придет время — узнают! — недобро усмехнулся Лютобор. — Ты знаешь, Святослав — сокол, или пардус, как тебе больше нравится, а эти звери без предупреждения не нападают. Вот и он, как соберет войско, обязательно пошлет к кагану гонца: «Иду на вы!» А тот уж пусть защищается. Если сумеет.
Комментарий к Два цветка Коллаж к главе. Слева – Гюльаим, справа – Гюлимкан. https://vk.com/album-148568519_254305590?z=photo-148568519_456240011%2Falbum-148568519_254305590
[1] егет – то же, что и джигит, удалец, молодой воин.
[2] байбише – Старшая жена (тюрк.)
[3] кокты – сорная трава.
[4] тьма – десять тысяч воинов.
[5] коке – ласковое обращение, братец (каз.)
====== Негнущееся серебро ======
Хотя пир не затянулся даже за полночь, выспаться Торопу не удалось. Весь остаток ночи он просидел у постели больного Некраса, помогая боярышне, пытавшейся разными снадобьями и неусыпной молитвой отогнать от горемыки смерть. Разбойница ночь плела черную паутину дурмана, раненый бредил, и тяжко вздыхал, а Тороп вспоминал свои первые дни в боярском доме и думал о запроданных на чужбину родичах. Что с ними: живы ли или скрученные в бараний рог жестокой недолей сгинули уже без вести, не вынеся тягот долгого пути, издевательств надсмотрщиков, произвола хозяев, непосильного труда, голода, болезней. Да и как там в земле полян днюет свои дни родимая матушка: треплет ли колючий лен, качая в зыбке хозяйское дитя, ходит ли за скотиной, или, может быть, ее тоже в живых уж нет!
На рассвете боярышню сменил Анастасий. Вместе с ним пришли товарищи Некраса. Выспавшиеся, накормленные, отмытые и переодетые, они уже почти походили на людей и смотрели в будущее с надеждой. Пока Мурава давала молодому ромею различные наставления, к Торопу подошел муж, выглядевший старше других и державшийся увереннее, если об уверенности здесь вообще могла идти речь.