====== Плата духам ======
— Зачем тебе идти в Итиль одному? — спросил Вышата Сытенич, узнав о намерениях Лютобора. — Я вроде тоже туда собираюсь, только вот закончу кое-какие дела с Кегеном.
— Небезопасное дело мне предстоит, — попытался возразить русс. — Зачем подвергать людей и корабль лишнему риску.
— Небезопасное! — фыркнул боярин. — Кто страшится опасностей — сидит дома! Впрочем, — в его синих глазах зажегся веселый, молодой блеск. — Может быть, ты брезгуешь нашим обществом? Конечно, разве простой боярин, идущий к тому же по торговым делам, это тот вождь, который достоин, чтобы ему служил приемный брат великого хана?!
— Если бы приемный брат считал такого вождя недостойным, стал бы он пол лета сидеть на одной скамье с купленным холопом, — в лад Вышате Сытеничу отозвался Лютобор.
На том и порешили. Новгородцы хоть и разнежились маленько на сочной баранине да сыченых медах гостеприимных ханов Органа, хоть и свели короткие знакомства с пригожими дочерьми печенегов, дня отплытия ожидали с нетерпением. Принимали их, конечно, хорошо, но хотелось все же до холодов вернуться домой.
Воодушевления по поводу скорого прибытия в Итиль не выказывал один Анастасий. А ведь в хазарской столице, несмотря на разногласия между двумя державами, по-прежнему обреталось немало ромейских купцов, и там, наверняка, можно было сыскать человека, который помог бы соплеменнику вернуться на родину.
Поначалу Тороп решил, что все дело в Мураве. Чего греха таить, ради ее синих глаз молодой лекарь, да и не только он, был готов плыть не на родной Крит, а в сторону прямо противоположную. Потом, однако, мерянин стал замечать, что бывший хазарский пленник вместо того, чтобы использовать любую возможность общения с ненаглядной красой, большую часть времени проводит за различными гимнастическими упражнениями, усердно разрабатывая никак не желающую входить в силу покалеченную руку. Судя по всему, упрямцу было очень важно, чтобы она начала его слушаться до того, как боярская ладья покинет печенежский стан. Глядя на такое усердие, новгородцы только усмехались:
— Нешто ромей грести готовится?
— А может он от Кури отбиваться собрался?
Анастасий все вопросы и предположения оставлял без ответа, только придумывал для своей руки все новые и новые испытания.
***
Как-то раз, спустившись вместе с молодой хозяйкой по какой-то надобности на речной берег, мерянин застал Анастасия там. Вид парень имел страннее не придумаешь. Обнажившись по пояс, он сидел на песке, по степному поджав под себя ноги, и неподвижно, как его соотечественник Архимед, вознамерившийся перевернуть Землю, смотрел в одну точку, где-то на середине реки. При этом правая рука у него выглядела так, словно на нее забрался чрезвычайно колючий еж, ибо в голое тело вокруг рубца тут и там были воткнуты несколько десятков тончайших игл.
— Что ты делаешь? — в ужасе вскричала Мурава.
— Восстанавливаю подвижность, — невозмутимо ответил молодой ромей.
Он вытащил несколько игл и, продемонстрировав их строение, начал рассказывать, как врачи далекой империи Аль Син лечат с их помощью самые различные заболевания. Он говорил с большим воодушевлением, что-то увлеченно чертил на влажном песке, и вскоре окончательно унесся к далеким горизонтам, забыв и о том, где находится, и даже о воткнутых в тело иглах, видя только синие, манящие, как родник в полдень, глаза.
Во время рассказа на берег спустились ханы Органа, новгородцы и Лютобор. Увидев колючее диво, развлекающее боярышню, они сперва решили, что парня хватил солнечный удар, и что неплохо бы его немного остудить, благо река недалеко. Но когда Тороп рассказал то, что понял о лекарях Аль Син, немного успокоились, а Лютобор и вовсе стал внимательно прислушиваться.
— Так ты был в стране Аль Син? — спросил он у юноши, дождавшись, когда тот закончил. — Тогда понятно, почему Булан бей охотился на тебя.
Анастасий резко обернулся и тут же поморщился от боли в утыканной иглами руке.
— Булан бей потратил время зря. С таким же успехом он мог бы расспрашивать тебя или твоих соотечественников, служивших басилевсу, о секрете греческого огня.
— О каких секретах идет речь? — заволновались собравшиеся. По удивленным лицам было видно, что, хотя никто ничего не понял, всем очень интересно.
— Несколько веков назад, — охотно пояснил молодой ромей, — жители Аль Син изобрели удивительный огненный порошок, обладающий такой разрушительной силой, что с его помощью можно побеждать целые воинства и превращать в руины каменные стены. Говорят, способ его изготовления очень прост, но он держится в таком секрете, что удивительно, как сами хранители его не забыли.
— С таким же тщанием они берегли секрет изготовления шелка, — недобро усмехнулся Лютобор. — Однако вы, ромеи, нашли все же способ вывезти к себе на родину шелковичных червей.
Взгляды Анастасия и русса встретились как две тучи в грозовом небе. Сверкнула молния. Как ни сильно Лютобор считал себя обязанным бывшему хазарскому пленнику, любой благодарности имеется свой предел. Анастасий это понял и перешел к защите.
— Это совсем другое дело! — возмущенно воскликнул он. — Шелк — великое благо, таить которое от людей просто грешно! Он не только дарует телу прохладу, но и предохраняет его от появления распространяющих болезни паразитов и насекомых. Что же касается огненного порошка, то я дорого бы дал, если бы люди вовсе забыли о нем, как, впрочем, и о других способах убивать себе подобных. Неужто им мало гнева стихий, превратностей судьбы, злокозненных хворей?
Пока Анастасий произносил эту пламенную речь, язвящее железо во взгляде русса спряталось в ножны. Молодой ромей избрал в жизни иное служение, и его преданность своему делу не вызывала сомнений.
— Я готов поверить тебе, — медленно проговорил Лютобор. — Однако, нет дыма без огня. Если ты действительно ничего не знаешь, то чего же добивался от тебя Булан бей?
При воспоминании о «гостеприимстве» хазарского посла, по лицу Анастасия пробежала дрожь.
— Булан бей — просто невежественный варвар! Он принял за секретный порошок горный бальзам и другие снадобья, которые, я вез с караваном к себе на родину. И никакие доводы не могли его убедить, что это не так!
Критянин замолчал, Лютобор тоже не говорил ни слова, видимо обдумывая сказанное, только Малик, крутился по берегу, с интересом обнюхивая, лежащие на песке иголки. Наконец русс скользнул глазами по помеченному свежим рубцом плечу Анастасия, видимо вспоминая немыслимый побег, осуществленный не без его участия, затем веско проговорил:
— В таком случае я рад, что тебе удалось от него уйти до того, как ты его разубедил.
***
Испугалась ли сидевшая в плече Анастасия хворь чудодейственных игл или просто решила, что пришло время уходить, но через день ромей пришел к Торопу, держа в руках два деревянных меча.
— Я видел, ты неплохо фехтуешь, — начал он, немного смущенно. — Ты не мог бы поупражняться со мной? Хочу проверить, действительно ли рука слушается. Я собирался обратиться к твоему наставнику, но, похоже, он сильно занят.
«Как же! — подумал Тороп. — Занят он! Мается от безделья в ожидании Кегеновых людей, коротая время в наставлении племянников да отрока. Просто ты, дружок, все еще боишься, что он тебе за Мураву голову даже деревянным мечом снесет!»
Они отошли ближе к берегу, где в этот час было почти безлюдно и веяло какой-никакой прохладой. Мечи взметнулись в воздух и начали выстукивать частую, хотя и не очень ритмичную дробь, напоминавшую не то разговор дятла с сосной, не то беседу пастуха с сигнальным барабаном.
Поначалу, Тороп своего противника жалел. Не годится показывать свое превосходство над человеком, который только что оправился от раны. Хотя Анастасий и показал себя настоящим удальцом при встрече с туром, мерянин отлично помнил, что во время своих головоломных прыжков он, насколько это было возможно, руку правую берег и на нее ни разу не опирался. Да и боярышня не давала ему пока никаких обещаний или принятых у любящих залогов.