— Через какое время они достигнут границ наших кочевий? — спросил у дозорных хан Камчибек.
— Через четыре-пять дней, — отвечали те.
Великий Органа кивнул, словно услышав то, что ожидал, и велел отгонять стада подальше в степь и готовить вежу к обороне.
— Встретим их здесь, — спокойно сказал он, рассылая по стойбищам и кочевьям вестовых на свежих лошадях. — Скажите главам родов, пусть поднимают людей!
И только оставшись в шатре наедине с братьями, он тяжело опустился на войлок.
Лютобор и Аян ждали, что скажет старший в роду Ветра, но он только молча крутил в руках узорчатую плеть.
Наконец русс позволил себе нарушить молчание.
— Сколько людей мы успеем собрать за оставшееся время? — спросил он.
— Не более пяти сотен, — угрюмо отозвался старший брат. — В степи, как ты знаешь, засуха. Многие откочевали слишком далеко.
Он немного помолчал, а затем продолжал с невеселой улыбкой:
— Видишь, как все обернулось, брат. Мыслили ли мы с тобой, ведя с Кегеном переговоры о десяти тысячах, что через пару недель будем мучительно нуждаться в каждой сотне!
Белые зубы Аяна сверкнули в гримасе остервенения:
— Попадись мне этот Куря! — погрозил он кулаком невидимому противнику. — Пока его ведьма-дочь разыгрывала здесь представление со своей помолвкой, он собирал силы.
Камчибек только плечами пожал:
— Этого следовало ожидать. Я только не думал, что он поспеет так быстро. Видать, он свой замысел вынашивал, еще когда Гюлимкан здесь на спине Айи плясала. И с хазарами обо всем договорился, небось, когда они через его земли проходили. Ну, да что теперь говорить! — вздохнул он, разминая рукоять камчи. — С помощью великого Тенгри как-нибудь отобьемся!
В это время в шатер вошел боярин.
— Мы тут с дядькой Нежиловцем посмотрели, хан, как твои люди огораживают повозками лагерь, и подумали, что неплохо было бы выкопать ров, да насыпать вал, хотя бы с одной стороны. Как думаешь? Мои люди готовы приступить к работе.
— Ты же собирался идти в Итиль, — напомнил ему хан Камчибек.
Вышата Сытенич только плечами пожал:
— Зачем идти в хазарский град, коли хазары сами в гости пожаловать решили.
Он немного помолчал, а потом добавил серьезно и веско:
— Ты, помнится, хан, назвал меня другом. Так вот, да будет тебе известно, что люди русского князя, даже оставившие на время службу, друзей в беде не бросают!
— Это не твоя война, — сухо заметил старший Органа.
— Ошибаешься, сын Ветра! Думаешь, ты один ненавидишь хазар?
***
— Эль Арсии! Скажите пожалуйста, какие несокрушимые богатыри! Видал я их под Самкерцом. Люди как люди из плоти и крови и умирают не хуже других! К тому же, всем известно, их оружие — сабля, она заострена лишь с одной стороны, а у нас мечи — оружие обоюдоострое. Так за кем, спрашивается, сила?!
Дядька Нежиловец стоял у правила своей ладьи, рассказывая молодым, знавшим о легендарной гвардии хазарского царя только со слов отцов, о сильных и слабых сторонах эль Арсиев, щедро расцвечивая повествование примерами из собственной, богатой событиями, жизни. Временами он прерывался, чтобы отдать указания или приструнить нерадивых:
— Эй вы, лодыри несчастные! Так и будем болтаться посередине реки, точно ромашка в проруби?! Шевелите веслами! Якоря приготовить! Вот уж не думал, Вышата Сытенич, что нам с тобой на старости лет придется снова работать перевозчиками! Уж в этом мире точно! Впрочем, это не та река, через которую я не хотел бы переводить людей!
Вчера вечером к ханам Органа пришел пастух Сонат, а вместе с ним еще один человек в мокром до нитки халате с обрезанными полами и укороченными рукавами, прижимающий к груди наполненный воздухом кожаный мех, который степняки обычно использовали для переправы. Незнакомец, оказавшийся двоюродным братом Соната, обратился к ханам Органа с просьбой принять его близких, а также еще около десятка семей их рассеянного огузами рода под свое покровительство.
— Ханы Органа никогда не отказывали нуждающимся, — величаво кивнул головой хан Камчибек. — Однако, нам самим сейчас нужна помощь.
— Мы знаем об этом, — сказал родич пастуха Соната. — Поэтому и пришли.
— И сколько же у вас воинов?
— Да, пожалуй, четыре десятка наберем!
— Лучше бы это были четыре сотни, — устало потер виски великий хан и обратился с просьбой к приемному брату и новгородскому боярину переправить беженцев.
— Может, стоит отправить на тот берег часть скота и женщин с детьми, — предложил Лютобор. — Что скажешь? — обратился он к пришельцу.
Тот только замахал руками:
— И думать нечего! Не увидите их больше никогда! Огузы так и рыщут! Стали бы мои родичи покидать землю предков, кабы чаяли оборонить семьи и скот.
— Веселая у вас здесь жизнь, — повернулся к брату русс.
— Да уж! Веселее некуда! — хан Камчибек махнул рукой. — С одной стороны хазары лезут, с другой огузы подпирают, а впереди только тьма!
Переправляться решили недалеко от того места, где произошла битва с датчанами. Берег там был достаточно полог и устойчив, чтобы спокойно принять на борт животных и нехитрый скарб переселенцев. К тому же, с макушки кряжа левый берег просматривался до самого горизонта, и выставленные там дозорные могли загодя предупредить о любой опасности.
— Куда идут, бедолаги, — сокрушался дядька Нежиловец, глядя, как неуверенно поднимаются по сходням старики, женщины, худенькие смуглые ребятишки. — Не ждет их в этом краю мир!
— Лучше разделить беду со своим народом, — отозвался пастух Сонат, — чем всю жизнь пресмыкаться под чужеземною пятой!
Новгородцы подняли якоря, гребцы налегли на весла, и ладьи медленно заскользили поперек течения, неся беглецов навстречу их новой судьбе.
Бедовый Твердята, отменно разленившийся на привольном ханском житье, в работу вновь входил с трудом, и тяжкое весло ворочал с явной неохотой. Особенно сильно его раздражало то обстоятельство, что, преодолевая реку, им раз за разом приходится огибать потрескавшийся от времени коготь каменного исполина.
— Ишь, разлегся себе посеред земли, ни перепрыгнуть, ни подвинуть, — сердито ворчал гридень. — Ему то что, ни хлопот, ни забот, а тут пупы надрывай, круги на кишки наматывай!
— Были бы кишки менее наполнены, круги бы наматывались легче, — отозвался с соседней скамьи Тороп.
Сидящий с Твердятой у одного весла Путша тоже посмотрел на горы, но подумал, как обычно, совсем о другом:
— Интересно, — протянул он мечтательно. — Если подняться на подобную кручу, можно увидать райские кущи?
— Скорее узришь Велесов подводный терем, — сердито отозвался его товарищ, — ежели, гуляя по краю обрыва, будешь вместо того, чтобы под ноги, на небо глядеть. Дядька Нежиловец! — повернул он длинную шею в сторону кормы, — как ты думаешь, коли сигануть оттудова сверху, можно в живых остаться?
Старик шевельнул правилом, измерил взглядом высоту, почему-то посмотрел на невозмутимо стоящего на корме драккара Лютобора и повернулся к Твердяте:
— Господь, как известно, храбрых любит и в бедах их хранит, — неторопливо отозвался он. — Однако тебе не советую! Уж больно дури в твоей голове много. Сразу на дно потянет.
Не обращая внимания ни на Твердяту, ни на поднявших веселый гогот гридней, дядька Нежиловец повернулся к боярину.
— Помнишь, Вышата Сытенич, — сказал он негромко. — А ведь подобрали мы его именно здесь! Голову заложу, что прыгнул он с этой скалы.
— Вряд ли. Быть не может! Господь, конечно, как ты только что заметил, храбрых хранит. Но тут бы и архангел себе крылья переломал!
— Переломал, не переломал, а произошло это именно здесь. Я хорошо помню, что как раз огибал банку, на которую он давеча Гудмунда посадил, и потому шел не шибко. Да ты на него посмотри, — махнул он рукой. — Тоже в ту сторону смотрит! Небось, сам в свою удачу не верит!