— Скажите, пожалуйста, какие мы грозные, — хмыкнул Твердята. — Молоко на губах не обсохло, первый пух не пробился, а все туда же!
— Боюсь, на этом лице борода не вырастет и через сорок лет, — отозвался дядька Нежиловец. — Старого воробья больше на мякине не проведешь, — добавил он удовлетворенно. — Это баба, вернее девка!
И точно, вождь белой ладьи снял украшенный фигуркой лебедя шлем, и по плечам вторым плащом рассыпалась масса бледно-золотистых, как неснятое молоко, сияющих, точно солнечный диск в полдень, густых и длинных волос.
— Отойди прочь, чужестранец! — обратилась к боярину воительница. — Если ты в самом деле исповедуешь веру Христа, то мне удивительно, как ты связался с двумя трусливыми псами, двумя подонками, командующими этой — она указала на Гудмундов драккар, — и той ладьями.
— Если бы ты была мужчиной, за такие слова тебе следовало бы выпрямить ребра, — подал голос с носа драккара Лютобор. — Разве мы встречались прежде, что ты позволяешь себе подобные речи?
Суровая дротнинг повернулась к нему, разглядывая в упор пристально и неприкрыто враждебно.
— Твою смазливую рожу я и в самом деле вижу впервые! — наконец заключила она. — Поэтому скажу, что мне нужен не ты, а вождь, которому ты служишь.
— С моим вождем ты говорила только что, — спокойно отозвался русс.
Воительница презрительно рассмеялась:
— Шути шутки с кем-нибудь другим, желтоволосый! Я пока еще не забыла, как выглядят Гудмунд сэконунг и его сын Бьерн! Пойди и скажи этим двум трусам, нападающих лишь на тех, кто не в состоянии оборониться, что, даже если они спрячутся на самое дно трюма, я их все равно найду, ибо сегодня для них настал час возмездия!
Вышата Сытенич и Лютобор переглянулись.
— Так вот, кого ты алчешь видеть, несчастная! — воскликнул Вышата Сытенич. — Разбери хоть все три наших корабля по досточкам, ни Гудмунда, ни, тем более, Бьерна ты все равно не отыщешь! Знай же, что именно рука человека, которого ты только что столь незаслуженно оскорбила, отправила Бьерна Гудмундсона на встречу с великаншей Хелль, чему и я и все мои люди были свидетелями. И этот же человек несколькими неделями позже заманил корабль Гудмунда на мель, сделав старого разбойника и его дружину легкой добычей жителей этих мест.
Когда воительница осознала смысл сказанного, гнев на ее лице сменила тяжкая усталость, если не сказать опустошение. То, что, подобно Лютобору, она узнала Бьернов драккар по одним очертаниям, говорило о многом. Это выдюжит не каждый. День за днем жить ожиданием мести, бесприютно скитаться по миру, копя в сердце обиду и боль. И лишь для того, чтобы в день, когда горизонт, наконец, поманил очертаниями ненавистных кораблей, узнать о том, что справедливость восстановил кто-то другой и мстить больше некому.
Впрочем, суровая дева не взяла бы на себя командование кораблем, если бы не умела с надлежащим истинному вождю достоинством встречать удары и оплеухи коварной судьбы.
Пристальный взгляд черных, скорбных глаз уже без враждебности вновь проник в переливчатые глаза Лютобора:
— Прости меня, чужестранец за хулу, которая была адресована не тебе. Враги моих врагов — мои друзья. Скажи мне, как твое имя?
— За морем русским и на просторах великой Степи меня знают под именем Барса, в славянских землях я обычно откликаюсь на прозвище Лютобор. Как тебе больше любо, так и называй!
Воительница о чем-то переговорила с дружиной, потом посмотрела на Малика (отважный пардус, конечно, находился рядом с хозяином, и шерсть на его загривке воинственно топорщилась).
— Если ты тот человек, о котором я слышала, — сказала она медленно, — у тебя были причины искать встречи с Бьерном, и я могу только посетовать, что чашу мести довелось испить не мне!
— Когда человек начинает жить по законам лютых хищников, неудивительно, что его кровникам приходится друг у друга оспаривать право свершения правосудия, — кивнул головой русс.
— В северных морях меня прозвали Свонильдой, Белой Валькирией, — представилась дева. — Однако я также не забыла нареченного мне на роду имени Агнесс из Вульфсвуда.
— В датских владениях оба эти имени крепко помнят, — недобро усмехнулся Лютобор. — А за морем русским складывают песни про деву с далеких Британских островов, пять лет назад поднявшую оружие во исполнение святого обета мести.
Между крыльями бровей воительницы пролегла скорбная складка:
— Увы! Этот обет так и останется только обетом, — с горечью проговорила она.
— Не совсем так, — поправил ее боярин. — Конечно, не в наших силах поднять с речного дна Бьерна Гудмундсона, там ему самое место, но его отец все еще жив.
Угольные глаза леди Агнесс зажглись мрачной радостью:
— Скажите мне, когда я смогу его увидеть? — чуть помедлив, спросила она.
— Через несколько дней, — отозвался Лютобор. — Хоть Гудмунд и был пленен, ему помогли бежать, и теперь он вместе с хазарами идет сюда, желая поквитаться за свой позор. Если жаждешь встречи с ним, присоединяйся к войску моих братьев, ибо другого случая, — он красноречиво указал на свой и боярский мечи, — может не представиться!
Белая Валькирия кивнула и что-то сказала своему кормщику, после чего тот повернулся к дружине и заорал на каком-то неизвестном, но близком к северному языке:
— Суши весла, правь к берегу! Наша госпожа нашла того, кого искала!
— Вот видишь, брат, — повернулся к хану Камчибеку Лютобор. — Похоже, Тенгри хан и Органа ветер еще не оставили наш род. Эта сотня бойцов стоит четырех, о которых ты вчера вечером мечтал!
Русс и боярин только что причалили к берегу и теперь вместе с ханами Органа стояли на песке, приветствуя Белую Валькирию и ее людей.
— Похоже, ты прав, — отозвался старший Органа. — Хотя цель, которую преследует эта женщина, толкает ее к безрассудству, не хотел бы я нынче оказаться на месте Гудмунда! Шутка ли, пересечь расстояние в полмира! Не даром он от нее бегал целых пять лет!
— Да она просто сумасшедшая! — возмущенно подал голос, высовываясь из-за боярской спины, Мал. — Сколько ей ни пытался объяснить, что Бьерна на этом корабле нет, все без толку! Так бы и порубила всех зазря, кабы не вы!
— Сам виноват! — лениво отмахнулся боярин. — Говорили тебе не ходить в Итиль на этом корабле! Уж больно дурную славу стяжали его прежние хозяева. Помнишь, как вышло у Щук? Вот то-то!
Внезапно рука Лютобора непроизвольно потянулась к мечу. Следом за леди Агнесс по сходням спускался высокий широкоплечий мужчина, при виде которого и новгородцы, и люди рода Органа застыли от изумления, ибо это был Эйнар Волк!
Вид он, впрочем, имел весьма странный. Вместо нормальной, приличествующей воину одежды с плеч его свисал бесформенный балахон, из тех, какие носят в западных землях служители Белого Бога, стянутый в поясе жестким конопляным вервием с внушительного размера узлами на концах. Такие же веревки прикрепляли к босым ступням убогие соломенные сандалии. Волосы надо лбом были обрезаны жесткой щеткой, а на макушке и вовсе выбриты.
— Что это с ним? — толкнул товарищей в бок Путша. — Нешто последние мозги обронил?
— Ну да, — хмыкнул Твердята. — И потому перенесся по воздуху на расстояние, равное двум неделям ходу. Ты забыл, что Эйнар поднимается к нам навстречу из Итиля? А эти — с Булгарской стороны идут!
— Ну что вы болтаете пустое? — недовольно покачал головой Талец. — Вы разве не видите — это же совсем другой человек!
И точно, когда Эйнар подошел ближе, оказалось, Талец — прав. В движениях незнакомца начисто отсутствовало присущее Волку беспокойство, они были исполнены величайшего достоинства, которому не служило помехой даже убогое одеяние чернеца. Глаза светились такой же теплотой и всепрощающим терпением, как глаза отца Леонида или покойного отца Луки, и это несмотря на то, что этот служитель Господа казался моложе своих почтенных собратьев не менее, чем на четверть века.