Из четырех рукописей доктора Дитриха второю по времени является озаглавленная им так: «Дневник болезни надворного советника и кавалера русского императорского двора, господина Константина Батюшкова». Она написана самым мелким и сжатым почерком на 113 страницах тетрадки в 8-ю долю листа самой обыкновенной в то время серой плотной и несколько шероховатой бумаги. Доктор начал этот «Дневник» 4-го марта 1828 года и кончил 30 мая 1830 года[107], считая по новому стилю. По предельным числам «Дневника» видно, что составитель его наблюдал больного в продолжение двух лет и трех месяцев. За все это время поденно и редко через день он вносил в «Дневник» свои наблюдения над ежедневным состоянием и различными изменениями в телесных недугах и в душевном расстройства страдальца-поэта. Специально врачебные записи и слишком однообразные по содержанию и краткие по форме заметки о проявлениях душевного в нем расстройства не имеют большого значения и не представляют общего интереса. Поэтому не может быть надобности характеризовать в этом очерке весь «Дневник» в целом. Из наиболее интересных записей ниже будет приведен составленный нами общий очерк пережитых больным периодов душевного расстройства.
Не лишним считаем остановиться ненадолго на общих заключениях, на которые наводит подробное изучение «Дневника». Принадлежавший специалисту д-ру Пирницу в Зонненштейне интернат для душевнобольных располагал достаточным числом специалистов и опытных врачебных сил. Была при них и специальная прислуга. В «Дневнике» поименованы доктора Пирниц, Вейгель, Клотц, Дитрих; быть может, были и другие, имена которых почему-нибудь не внесены в «Дневник». Не раз записаны в нем такие выражения больного: «Доктором сыт по горло!», или «Не надо мне врачей!», или «Не вижу надобности в надзирателях!» Судя по этим выражениям, можно думать, что врачи слишком часто посещали и своими посещениями утомляли и раздражали больного. Он мог тяготиться ими и потому, что прямой целью врачей было противодействие его болезненным влечениям, капризам, причудам и припадкам бешенства. Каждому безумному его движению врачи, конечно, противопоставляли решительное, а подчас и принудительное противодейство. От природы донельзя впечатлительный, под гнетом болезни он сделался раздражительным и придирчивым до последней крайности. Каждый взрыв раздражения вырастал у него до самых чудовищных проявлений и до неудержимых припадков полного бешенства. Вслед за такими припадками наступало обыкновенно полное телесное изнеможение. Чтобы избежать его, надобно было не подавать больному поводов к вспышкам раздражительности. Раз возбудивший ее врач подолгу не смел показываться на глаза больному. По необходимости врачи часто чередовались и заходили к нему под равными предлогами в качестве случайных посетителей. Главный врач, видавший его чаще, а потому и раньше других сделавшийся ему ненавистным, по необходимости должен был уступить свое место своим помощникам. Так сделал д-р Пирниц, так делали и его помощники в Зонненштейне, так же пришлось поступать и д-ру Дитриху в Москве. Больной совсем не выносил его, потому что слишком долго видел около себя. Д-р Дитрих был введен к нему 4 марта 1828 года; с половины июня того же года выехал с ним из Зонненштейна и не успел еще доехать до Москвы, как стал уже возбуждать в нем чувство ненависти. За две станции до Москвы доктору пришлось нанять для себя отдельную кибитку. По приезде в Москву доктору опять нельзя было показываться на глаза больному; в лице доктора чудился страдальцу то бог-деятель, то злой дух, виновник его страданий. По «Дневнику» видно, что положение доктора было тяжело до невыносимости. Свидетели буйных припадков больного по дороге из Зонненштейна не раз громко заявляли, что ни за какие сокровища в мире не согласились бы сопровождать такого опасного спутника на таком огромном расстоянии. С самого приезда в Москву доктор не переставал думать о необходимости передать больного в другие руки.