— …пытался похитить ребенка… — скороговоркой бормотал секретарь, — …содействие и соучастие в краже… не признает себя виновным… от защиты отказывается…
Вызвали мистера Уоррена.
— Значит, так, — откашлявшись, начал он свое свидетельское показание. — Звонит, значит, мне по телефону миссис Робинсон и говорит, что в магазин миссис Эфрим забрался, значит, вот этот самый вооруженный грабитель. И тогда, значит, я…
Судья урвал еще парочку абзацев из «Адама Бида», затем поднял голову.
— Оба эти обвинения предъявлены одному и тому же человеку? — сухо спросил он.
— Да, ваша честь.
— В один и тот же день?
— Да, ваша честь.
Судья перевел на Браша неприветливый взгляд, который Браш встретил не дрогнув. Наступило молчание. Браш поднял руку.
— Можно, я скажу несколько слов, ваша честь? — спросил он.
Сперва ему показалось, что судья не расслышал вопроса.
— Что вы хотите сказать? — поинтересовался наконец судья.
— Ваша честь, я полагаю, вы должны знать, что в моем деле вовсе нет состава преступления.
— Вот как?!
— Да. Это всего лишь недоразумение. И если вы позволите мне рассказать, как все произошло на самом деле, то все мы выйдем из этого здания меньше чем через пятнадцать минут. Кроме того, ваша честь, я могу объяснить дело мистера Буркина, которое вы будете рассматривать после моего. С ним тоже произошло недоразумение.
— Вы привлекались к суду прежде?
— Нет, ваша честь. — Браш помялся и добавил: — Но меня арестовывали.
— О, вот как!
— Да. Но это тоже было недоразумение. Меня выпустили буквально через час.
— Вы можете рассказать суду, где и за что вас арестовывали?
— Буду рад рассказать, ваша честь.
— А мы будем рады послушать.
— В первый раз это случилось в Батон-Руж, штат Луизиана. Меня арестовали за то, что я путешествовал в машине Джима Кроу. Я верю в равенство рас, ваша честь, в братство всех людей независимо от цвета кожи, поэтому я и поехал с Джимом в его машине, чтобы показать, что я верю в эти вещи. А они арестовали меня. Во второй раз меня…
Мановением руки судья остановил Браша. Медленно и с легким изумлением судья оглядел негромко переговаривавшуюся публику, затем повернулся к стенографистке и посмотрел на нее, словно хотел удостовериться, что все свидетельские показания фиксируются как положено. Потом он задумчиво посмотрел на верхние окна, словно размышлял, не пора ли заказывать новые рамы. Наконец — снова на Браша. Высморкавшись, судья учтиво предложил:
— Извольте продолжать.
— Второй раз меня арестовали месяц тому назад в Армине, штат Оклахома. Я забрал из банка свои сбережения и сказал президенту банка, что, по-моему, держать деньги в банках безнравственно. И меня тут же арестовали.
— У вас были основания считать, что этот банк несостоятелен?
— Нет, я так не считал, ваша честь. Просто я думаю, что все банки, и этот в том числе, существуют благодаря страху и порождают страх в людях. Это моя собственная теория, и она требует подробного объяснения.
— Все понятно, — сказал судья. — Ваши принципы не таковы, как у большинства других людей, не правда ли?
— Совершенно верно! — воскликнул Браш. — Я из-за этого все четыре года мучился в колледже. Мне пришлось выдержать столько труднейших собеседований по поводу религии, имевших целью внушить мне те же принципы, что и у большинства людей! Но…
Ошеломленный взгляд судьи снова обежал зал судебных заседаний. Судья увидел миссис Эфрим в окружении своих детей, приодетых ради такого случая и взиравших на него с благоговением и страхом. Он увидел Груберов и Роду Мэй, отмытую до розового цвета и наряженную в накрахмаленное платье.
— Можете сесть, — сказал он Брашу, шепнул секретарю несколько слов и вышел из зала заседаний. Он зашел в кабинет, где был телефон, и позвонил жене. Он говорил медленно, с длинными паузами и подчеркнутым безразличием.