- Нам многое приходилось видеть, прошложитель, - с неожиданной для нее суровой резкостью ответила Конта, - нам, хроннавтам из клана историков! Нам приходилось видеть вещи и пострашнее этой блокады. Например, первую атомную бомбежку. Кстати, Иван, часто ли ты думаешь о ней? Или что думаешь ты, прошложитель, о страшном московском голоде шестнадцатого века? А мучат тебя жертвы чумных эпидемий средневековья? Жертвы инквизиции, о которых ты, несомненно, знаешь? Жертвы сумасшедших тиранов во все времена, во всех частях света? Так почему же нас, через семьсот лет... - она не договорила.
- Это ведь только эпоха считает, всегда считает, что лишь ее трагедии и ее победы в первую очередь будут волновать человечество,-продолжила вторая,-что именно ее заслуги-важнейшие в истории Земли.
- Вас понял, - перебил Смоляну Ванечка, - это наши подробности, так?
- Так,-жестко подтвердила та.-Столько всего было и перед вами, и после вас... К сожалению, человечество никогда не имело объективного свода своей истории. Зеркало, в которое оно смотрелось, всегда было мутным, а отражение искаженным. И как только представилась возможность протереть это зеркало, люди решили сделать это немедленно. Вот почему мы здесь. Вот почему сотни наших братьев-наблюдателей из клана историков погружаются в бездны времен во всех частях Земли, день за днем, год за годом наблюдая прошлые события. Хотя бы только события! Протянуть и замкнуть изохроны человеческой истории: какой громадный труд! Но придет время, и он будет завершен. Будет сброшен с плеч и уничтожен последний хроноскафандр, о котором любой наш клант-историк мог бы сказать: "пожирающий жизнь".
Последние слова девушка проговорила с каким-то мрачным вдохновением, и глаза ее темно полыхнули на прекрасном лице. Богиня во гневе...
- Но мы отвлеклись, - мягко, с обычной своей улыбкой заговорила Конта, - мы отвлеклись, а время-в полете. Ты очень нужен нам, Иван, мы нужны друг другу, потому что это,-она кивнула на стену,-совсем нам не безразлично, несмотря на все, что тут было сказано, несмотря на то, что это не наш рабочий уровень хроноглубины. Так, Смоли?
Та кивнула.
- Задача хроннавта - объективное наблюдение, но никто и никогда не требовал от него равнодушия машины. Мы сострадаем им, - она опять указала жестом на экранную стену, - и ты, клант, - наша помощь им. И сейчас ты начнешь действовать.
- Ты должен действовать сознательно, быстро и осторожно, - подхватила Смоляна. - Главное - сознательно. Тебе придется потерять еще несколько минут, Иван, ради того, чтобы до конца осознать свои возможности. Итак, ты правильно понял нас: мы - будущие. Удивительно, что ты, прошложитель, как будто нисколько не потрясен этим, правда, Конта?
- Я другим потрясен, - глухо ответил Глаголев. - Из этой блокады я по льду, во чреве матери. .. И отец мой - в тех сугробах.. .
Девушки кивнули грустно и понимающе.
- Так вот,-продолжала Смоляна,--если отбросить все для тебя несущественное о темпоральных колодцах (Глаголев дернулся нетерпеливо), то вот что ты должен узнать, Иван. Ваш год-верхняя временная граница одного из шлюзов темпоральной декомпрессии в этом колодце. Целая вереница таких шлюзов-поплавков расставлена на вертикали времени. Всплывать из прошлого без "шлюзовки" для хроннавта - смерть. Понятно, клант?
Глаголев кивнул механически. Сосредоточиться он был просто не в состоянии.
- При входе в такой шлюз, - говорила она,-хроннавт неминуемо вносит с собой определенный объем пространства-времени, чужеродного для данного шлюза.
- Тем более если хроннавтов несколько, - вставила Конта.
- Да. И этот объем растекается по поверхности поплавка. "Поршневой эффект", как мы это называем,-явление безопасное и для прошложителей не наблюдаемое. К тому же довольно быстро происходит "отсос" внесенного на исходный временной уровень. Не дано знать, Иван, какое пространство-время будет занесено тобой в шлюз. Сейчас это - январь тысяча девятьсот сорок второго года, а мог быть и день Куликовской битвы. Говори дальше ты, Кон.
- Всегда и на всех поплавках происходит подобное. И это замечательно! Потому что только с этим лишь, занесенным, объемом пространства-времени может иметь контакт прошложитель с глубины поплавка. Только лишь темпоральный барьер отделяет вас, Иван! Вот почему мы можем передать им твой хлеб! Помолчи еще немногочисленное время, клант!пресекла она глаголевскую попытку прервать эти непонятные ему, а главное-ненужные объяснения. Объяснения в ущерб действию. - Теперь главное. Не пытайся просить золота у своих сограждан, у своих друзей, у своих кровников даже. Результат будет нулевым. Нет, нет! - протянула она руку, перехватив возмущенный, негодующий Ванечкин взгляд. - Совсем не то, что ты думаешь! Я не очень так, наверное, сказала. Мы верим, верим в их бескорыстие, тем более что дело касается недавней вашей беды. Но ни их золото, ни их деньги, ни их хлеб помочь ничем не могут. К несчастью, только ты, только ты, один ты, единственный ты, можешь оплатить золото контейнерной пересылки. Только ты, и на свое имение. И никто другой из здешних прошложителей!
- Стало быть, никто, кроме меня, не может внести золота для этой штуки? - Глаголев кивнул на вспучившееся ведро, облизал губы.
Он сразу понял суть этого "главного", о чем предупреждали его богини из будущего. Он переспрашивал потому, что испугался мизерности своих возможностей. - Да где же я его возьму, сколько же я его достать-то смогу? Это же слезы, девочки!
Богини смотрели на него сочувственно.
- Да хоть взаймы-то могу я попросить?
- Нет, Иван.
- Ну не один ли черт вашему ведру, какое золото глотать? Убей, не пойму!
- Если бы то кольцо было не твоим, если бы оно было куплено не на твое имение, - пояснила Конта,-прибор просто не отреагировал бы на металл, понимаешь?
- Что же я могу?-растерянно проговорил Ванечка. - Если даже взаймы нельзя. . . С моим-то "имением", как вы говорите. Особенно теперь...
Ему вдруг вспомнилось напрочь было забытое: измена жены, брошенная квартира, а ведь в квартире-то и было все ему принадлежащее.
Хоть сберкнижка, например. Ведь осталось же что-то на книжке от его полевых переводов?
Имение.. . Но как же он туда пойдет?
- Особенно теперь, - растерянно повторил Глаголев, блуждая взглядом по их лицам. - Ошиблись вы со мной, девочки...
- Боже, почему так жесток и неумолим Закон Помощи!-с отчаянием проговорила вдруг Конта. - Почему только пересекший Вектор Хейса может быть Дарящим?
- Спроси еще, почему на каждом поплавке щедросердость не соседствует с богатством,с насмешливым укором глянула на нее подруга.-А с тобой мы не ошиблись, Иван, хотя и предпочитали вначале, чтобы лучевке подверглась группа. Луч пересек ты ("Это - тепло по ногам, тогда, у забора. . ." подумал Глаголев), и мы рады, что это был ты, клант. Ты сделаешь все, что сможешь, что успеешь, сделаешь все, что будешь в силах сделать. Тебе будет трудно, мы знаем...
- Не обо мне речь, - отмахнулся Глаголев. - Суметь бы только, сообразить бы.. . Конечно, наберу я, наскребу... Из своих, из своих,-закивал он успокаивающе.-Часы вот японские,-тряхнул он кистью.-Боны же есть!-заорал он, вспомнив корабельную спецвалюту. - Сколько стоит грамм золота, а? Хотя откуда вам... Ладно: узнаю, достану! Сколько времени у нас?
- Очень мало, Иван,-как-то жалобно начала было Конта, но Смоляна тут же перебила подругу:
- Мы будем ждать тебя. Действуй без суеты, но помни - время в полете.
Ванечка глянул на экранную стену.
- Мы обнажим темпоральный барьер и будем следить, - перехватив его взгляд, сказала Смоляна. - Подойдет ли кто-нибудь к барьеру, знать мы не можем, но помни: только твое золото может опустить в их руки твой хлеб,