А Беринга и его спутников искать в бескрайнем океане бесполезно. Единственная надежда — если еще остался кто из них жив, сами, может, доберутся до родных берегов...
Двадцать восьмого мая 1742 года поднимают они потрепанные и кое-как залатанные паруса и снова выходят в Великий океан.
Чириков еще не оправился от болезни. Зубы шатаются, и с ног цинготные пятна не сошли. Штурман у него всего один — лейтенант Елагин, тоже еле ходит. Взял Чириков еще из местных шкипера Коростелева, но каков он моряк, пока не знает, не может на него положиться. И матросов неполный комплект, да и тех половина больны, истощены.
Даже шлюпку они смогли раздобыть лишь одну. А теперь хорошо знают, как нужны шлюпки у чужого берега...
Но плывут, «улуча способные ветры»! И плывут так уверенно по своей собственной карте, так удачно, что уже девятого июня открывается впереди земля. Знакомый остров. Они видели его уже в прошлом году, узнают!
Теперь можно его исследовать, дать ему имя. Но погода портится. Опять, как в прошлом году, наползает туман, зарядил дождь. Блуждать в непогоду среди неведомых отмелей и подводных скал опасно.
Елагин стал опытным моряком, словно водит корабли уже не один десяток лет. Спокоен, нетороплив, все замечает. Еще бы, такая школа. И Коростелев оказался шкипером неплохим. Но вот матросов не хватает, каждому приходится трудиться за двоих, устают сильно.
— Нельзя уходить далеко, погубим судно, — говорит Чирикову Елагин.
Он прав. Переоценили они свои силы. Непогоду, видно, не переждешь. А бесценное время — они оба теперь прекрасно знают! — зря тратить нельзя.
И, посоветовавшись с Елагиным и Коростелевым, капитан решает возвращаться домой, понеже он, как сам записал в протоколе консилиума, «в опасные случаи принужден был многие ночи пробыть без сна несходно с палубы, пришел в такую слабость, что уже насилу ходил, а обстоятельного помощника толко имел у себя одново, упоминаемого мичмана Елагина, да и оной также в здоровье не тверд, и ежели б я пришел в конечное, как случилось прошлой 741 компании, изнеможание, то одному б Елагину во управлении и хранении судна чрез долгое время труда не снесть, а потом могло бы всему судну воспоследовать несчастие».
На обратном пути увидели вечером двадцать второго июня еще какой-то неведомый остров. Берег был пустынным, диким. Плыли вдоль него всю ночь. На рассвете видели среди камней великое множество котов морских
Нанесли остров на карту. И в пять часов утра пошли прочь от него, любуясь, как скрывается он постепенно в розовой дымке, тает в лучах восходящего солнца...
И не знали, не подозревали, что на другом берегу этого острова лежат в промозглых землянках их товарищи, забылись в крепком тяжелом сне — кто остался в живых из команды Берингат «Святой Петр» потерпел катастрофу возле этого островка, здесь и пришлось зимовать спасшимся морякам (О сегодняшних раскопках на острове Беринга где проходила печальная зимовка экипажа «Святого Петра» рассказывалось в очерке Бориса Метелева «Пять дней из экспедиции к Берингу». См. «Вокруг света», № 3 за 1980 год.).*
Сколотив из обломков своего корабля небольшое суденышко, немногие из экипажа «Святого Петра» вернутся в Петропавловск только в августе 1742 года, но Чирикова там уже не застанут. Алексей Ильич, еще ничего не зная о судьбе командора, уехал зимовать в Якутск, работает там над отчетом о своих плаваниях.
От пережитых невзгод сам Чириков писать не может. Рука не слушается. Все донесения и письма аккуратным почерком выводит писарь Иван Редин, а Чириков только с трудом добавляет последнюю фразу и подписывается Маленькая деталь, но как о многом говорит она.
И как аттестует Чирикова то, что не забыл он отметить даже заслуги скромного писаря Мы бы наверняка имени его не знали. Но специально напишет об Иване Редине капитан «Будучи долгое время при главных делах Камчатской экспедиции исправлял, что надлежало бы исправлять доброму секретарю со всяким прилежанием и неусыпным трудом беспорочно, о чем и от меня ему дана надлежащая по доброй совести моей рекомендация пока же иного награждения за многие его труды учинить силы не имею...»
Нет, не ожесточила чувствительного сердца Чирикова суровая морская служба, правильно было сказано в его послужном аттестате.
За такое внимание и заботливость и любили беззаветно и преданно своего капитана все его спутники, готовы были пойти с Чириковым на край света и даже дальше!