Время уже сжалось и ускорилось, но для классических либералов начала ХХ столетия, таких как Самнер, Спенсер и Парето, все выглядело так, будто оно застыло. И нельзя их винить в этом, потому что им пришлось стать свидетелями упадка классического либерализма и рождения нового деспотизма, приходу которого они противились с замечательной выдержкой и упорством. Увы, все это в прошлом! Настоящее — это всегда становление. Миру придется ждать — если не столетия, то десятилетия,— пока социализм и корпоративное государство не проявят свой тупиковый характер с окончательной убедительностью.
По большому счету, будущее уже наступило. Нет нужды предсказывать разрушительные последствия социализма и этатизма — они повсюду перед нами. Лорд Кейнс как-то высмеял рыночных экономистов, предсказавших, что в долгосрочной перспективе последствия предложенной им инфляционной политики будут разрушительны. В ответ он с ухмылкой произнес, что «в долгосрочной перспективе мы все — мертвецы». Лорд Кейнс мертв, а мы живем в его долгосрочной перспективе. Цыплятки этатизма приготовились ночевать на насесте.
В первые десятилетия XX века подобной ясности еще не было. Этатистские силы использовали всевозможные приемы, чтобы сохранить и даже расширить индустриальную экономику, отвергая при этом любые требования о свободе и свободном рынке, без которых в длительной перспективе эта экономика нежизнеспособна. В течение полувека этатисты всех мастей проводили свои хищнические опыты над экономикой — ее планировали, регулировали, подвергали действию растущих налогов и инфляции, но при этом очевидных кризисов и деформаций не возникало. Дело в том, что рыночная индустриализация XIX века создала в экономике огромную «жировую подушку», защищавшую ее от последствий этих экспериментов. Правительство могло свободно, без фатальных последствий для экономики оперировать налогами, ограничениями и инфляционным давлением.
Но сегодня огосударствление экономики зашло настолько далеко и длится это уже так долго, что эта «подушка» истощилась. Еще в 1940-х годах Мизес предсказывал, что резервный фонд, созданный эпохой laissez-faire, будет истощен. Поэтому сегодня негативные последствия действий правительства проявляются почти мгновенно — и эти пагубные последствия несомненны для всех, даже для самых упорных апологетов этатизма.
В коммунистических странах Восточной Европы даже коммунисты все острее понимают, что социалистическое централизованное планирование в условиях индустриальной экономики просто не работает. В последние годы это стало причиной быстрого отхода от централизованного планирования к свободной экономике, что особенно заметно в случае Югославии. Да и в западном мире государственный капитализм повсеместно пребывает в состоянии кризиса, потому что финансовый фундамент государства трещит по швам: рост налогов грозит окончательно уничтожить стимулы к инвестициям и сбережениям, а дальнейшее печатание новых денег грозит разрушительной безудержной инфляцией. Поэтому о «необходимости не возлагать слишком больших ожиданий на правительство» заговорили повсеместно, причем даже самые твердые этатисты. В Западной Германии Социал-демократическая партия давно уже отбросила призывы к социализму. В Великобритании, страдающей от убийственных налогов и инфляции — сочетание, которое даже британцы стали называть «английской болезнью»,— партия тори, этот оплот несгибаемого этатизма, передала руководство фракции рыночников, а лейбористы отшатнулись от запланированного хаоса государственной экономики.