Мы не принимаем законов, требующих от людей быть честными; мы не принимаем законов, заставляющих людей быть вежливыми с соседями или не орать на водителя автобуса; мы не принимаем законов, обязывающих людей хранить верность своим мужьям и женам. Мы не принимаем законов, требующих от людей ежедневно потреблять такое-то количество витаминов. Поэтому правительство и правоохранительные органы не должны принимать законы, направленные против добровольного производства или продажи порнографии. Закону и власти должен быть безразличен вопрос о том, полезна порнография или бесполезна, вредна или безвредна.
То же самое можно сказать и о демонстрации насилия, которой пугают либералы. Государство не должно заниматься вопросом о связи между сценами насилия на телеэкране и реальными преступлениями. Запретить сцены насилия, потому что они могут побудить кого-либо к преступлению, – это отрицание свободы воли и разумеется, полное отрицание права смотреть соответствующие фильмы тем, кто не совершит в будущем никаких преступлений. Но еще важнее то, что запрещать по таким мотивам сцены насилия на экране не более, а фактически, даже менее законно, чем, как мы уже говорили, отправить за решетку всех чернокожих подростков мужского пола, которые более склонны к преступному поведению, чем остальная часть населения.
Не должно быть сомнений в том, что запрет порнографии – это посягательство на право собственности, на право производить, продавать, покупать и владеть. Консерваторы, призывающие к запрету порнографии, кажется, не понимают, что тем самым они разрушают ту самую концепцию прав собственности, которую, вроде бы, намерены всецело защищать. Этот запрет также является нарушением свободы печати, которая, как мы убедились, представляет собой подраздел общего права частной собственности.
Порой возникает впечатление, что для многих консерваторов и либералов beau ideal*(Идеал совершенства (фр.)) состоит в том, чтобы посадить каждого в клетку и заставить делать то, что консерваторы и либералы считают нравственным. При этом клетки у них будут, разумеется, разными, но это будут именно клетки. Консерватор запретил бы противозаконный секс, наркотики, азартные игры и неверие в Бога и заставил бы каждого действовать в соответствии со своим нравственным или религиозным идеалом. Либерал запретил бы сцены насилия на экране, неэстетичную рекламу, футбол и расовую дискриминацию, а либеральные экстремисты засунули бы каждого в «камеру Скиннера»[7]*,где им управлял бы благожелательный либеральный диктатор. Но результат у них получился бы одинаковым: свести каждого к уровню недочеловека и лишить его самой драгоценной составляющей человеческой сущности – свободы выбора.
Ирония, разумеется, в том, что, заставляя каждого быть «моральным», т.е. поступать в соответствии с требованиями морали, консервативные или либеральные тюремщики просто лишают людей какой-либо возможности быть нравственными. Концепция нравственности лишена всякого смысла, если человек не может действовать свободно. Представим себе, например, благочестивого мусульманина, озабоченного тем, чтобы как можно большее число людей трижды в день кланялись в сторону Мекки, поскольку для него, предположим, это и есть высшее проявление нравственности. Но если он применит насилие, чтобы заставить каждого простираться ниц, он тем самым лишит его возможности быть нравственным, т.е. свободно отдавать предпочтение поклонам в сторону Мекки. Принуждение лишает человека свободы выбора и тем самым возможности сделать выбор в пользу нравственного поведения.