— Правильно, — весело подхватила Валентина. — Отвернемся от них и поговорим о другом. Когда вы в последний раз были в Риге?
— В начале июля.
— Так давно? Вам, наверно, не нравится жить в городе.
— Я так мало жила в городе, что мне даже трудно судить об этом. Нравиться или не нравиться может только то, что нам хорошо известно.
— А там… в волости, где вы живете, вам нравится?
— Мне там еще многое не по душе, но я надеюсь, что со временем мы изживем все плохое и все дурное, ненужное будет вытеснено. Приезжайте когда-нибудь к нам и сами увидите, сколько нового, хорошего у нас и сегодня.
— Я обязательно приеду. Имейте в виду, что вы разговариваете с представителем печати, а это ужасно любознательный народ. Всегда боится, как бы не опоздать, не пропустить что-нибудь новое. Вашим приглашением я воспользуюсь при первой возможности. Но вы не пожалеете, что связались со мной?
Анна улыбнулась: эта смелая, энергичная девушка ей нравилась.
— Там видно будет. Пока нет причин жалеть.
— А если я напишу в газету о вас, расскажу о вашей работе в волости, о готовящемся наступлении на Змеиное болото?
— Только с одним условием: не захваливайте. Пишите о трудностях, которые приходится нам преодолевать, расскажите об ошибках и недостатках, критикуйте, где это нужно, только не прибавляйте чего-нибудь ради красного словца: люди ведь отлично во всем разбираются, и если увидят, что там что-нибудь присочинено, то не примут всерьез и остальное. Наша жизнь достаточно прекрасна и интересна без прикрас. Покажите ее такой, какова она на самом деле, укажите, что в ней надо исправить, и мы будем вам благодарны.
Они проговорили втроем целый час. Валентина рассказала Анне о своих занятиях в партийной школе, посоветовала и ей поступить туда.
— Не откладывайте это в долгий ящик. В наши годы учеба дается легко.
— Это зависит не от меня, — сказала Анна, многозначительно посмотрев на Артура. Валентина тоже обернулась к нему.
— Артур, ты слышал? — почти укоризненно сказала она. — И Анна хочет учиться в партийной школе. Почему же ты молчишь?
— Думаю, что Анна имеет право на это, — ответил Артур. — Убежден, что никто ни здесь, в уезде, ни в Риге не будет оспаривать это право.
— А ты не забудешь до следующей осени? Дал слово — держись, — продолжала Валентина.
— Если хочешь, могу подтвердить письменно, — сказал Артур так торжественно, что Валентина и Анна рассмеялись.
— Когда будете в Риге, обязательно навестите меня, — сказала, прощаясь, Валентина. — И если не возражаете, перестанем «выкать», перейдем на «ты». Можно?
— Конечно… — ответила Анна, растроганная простотой и сердечностью Валентины.
Когда Артур с Валентиной вышли, какой-то человек поднялся со стула в углу коридора и кивком головы поздоровался с ними.
— Ты, Айвар! — воскликнул Артур. — Давно здесь?
— Как тебе сказать… — ответил Айвар, смущенно улыбаясь.
— Почему вы не зашли? — спросила Валентина после того, как Артур познакомил ее с двоюродным братом.
— Боялся помешать, — сказал Айвар и неизвестно почему опустил глаза.
— Тогда не прохлаждайся в коридоре, — поторопил его Артур. — Заходи сейчас же. А поболтаем потом, ты ведь зайдешь к нам?
— Конечно…
Выйдя на улицу, Артур посмотрел на Валентину и улыбнулся.
— Ты слышала, Валюк, он боялся нам помешать. Что ты об этом скажешь?
— Что же тут смешного, Артур?
— Это мы бы им помешали, а не они нам. Ты понимаешь?
— Ты думаешь, они…
— Думаю, думаю. Но они, кажется, сами еще не понимают, что с ними происходит, вот это-то и смешно.
— В этом тоже нет ничего смешного, Артур. Я думаю, это прекрасно… Любить, чувствовать и не знать этого… Помнишь, Артур, сколько времени мы сами молчали?
— Почти три года, Валюк…
— И разве было плохо… или смешно?
— Нет, все было хорошо и правильно.
— Вот видишь. Поэтому разрешим и другим поступать так же.
— Один — ноль в твою пользу! — Артур нагнулся к самому уху Валентины и прошептал: — Я вижу, что у меня будет самая умная, самая лучшая жена в мире. Понимаешь ли ты, как мне везет?
— Если ты будешь так насмехаться, то… нет, лучше не скажу.
— Почему? Ну скажи. Мне ужасно хочется знать.
— Все равно не скажу. Я хотела немного попугать тебя, но вовремя поняла, что это никуда не годится: ведь другу не грозят, а кто грозит, тот не может быть другом…
— Два — ноль в твою пользу!
7
Вместо двух недель Анне пришлось пробыть в больнице целый месяц. Наконец ее выписали с условием, что она посидит еще несколько дней дома под наблюдением участкового врача Зултера.
Ильза пришла за Анной в больницу и увела ее к себе домой. Артур в тот день был на заседании бюро, ждать его можно было только к полуночи.
— Артур просил тебя не уезжать, пока не повидаешься с ним, — сообщила Ильза. — Он хочет поговорить с тобой по какому-то важному вопросу. Переночуй у нас. Утром шофер Артура отвезет тебя.
— Зачем беспокоиться, я могу поехать поездом, — сказала Анна.
— Чтобы потом два часа месить грязь до исполкома! Нет, Анныня, это ты будешь делать позже, когда совсем выздоровеешь. Разреши нам еще немного позаботиться о тебе, сама ты себя беречь не умеешь. Если ты устала, приляг на диван, полистай журналы. На несколько часов я оставлю тебя одну.
— Пойдешь в исполком?
— Нет, Анныня… — Ильза добродушно улыбнулась. — Сегодня мне надо навестить своих детей.
Анна с недоумением посмотрела на нее.
— У меня их много, — продолжала Ильза, — больше, чем у любой матери. Такие славные мальчики и девчушки… Сироты фронтовиков и партизан… Если бы ты не устала после болезни, я бы их тебе показала. Минут двадцать езды на машине.
— Ильза, милая, обязательно покажи! — воскликнула Анна и сразу встала. — Я поеду с тобой.
— Не тяжело ли будет? — засомневалась Ильза. — Дорога плохая, будет трясти…
— Ты ведь знаешь, сколько я ездила по фронтовым дорогам. Тяжелее, чем там, не будет.
— Ну, смотри…
И они пошли в исполком, где их ждал шофер с маленьким «газиком»…
Детский дом был устроен в одной из брошенных кулацких усадеб, километрах в двенадцати от города. Это было настоящее именьице, напоминающее усадьбу Урги: большой фруктовый сад, красивый двухэтажный дом с шиферной крышей, за обширными полями озеро и похожий на парк еловый лес. Часть земли отдали сельскохозяйственной кооперации, остальная пошла подсобному хозяйству детского дома.
Когда «газик», в последний раз фыркнув, остановился перед крыльцом дома, в окнах нижнего этажа показалось много детских лиц. Узнав Ильзу, дети заулыбались, забарабанили пальчиками по стеклу и замахали ручонками. На крыльцо вышел директор Креслынь — мужчина лег пятидесяти, с пышными, подернутыми сединой усами, с протезом вместо левой ноги.
— Инвалид войны, — шепнула Ильза. — Старый, опытный учитель. Потерял на войне двух сыновей.
— Мы уже думали, сегодня не приедете, — сказал Креслынь, помогая Анне и Ильзе выбраться из машины. — Малыши мои совсем было опечалились. Хорошо, что приехали, товарищ Лидум, — сегодня Андрису Эмкалну исполнилось пять лет.
— Я не забыла, товарищ Креслынь, — ответила Ильза. — Первый юбилей, как можно пропустить.
Сняв пальто в кабинете директора, Анна с Ильзой пошли за Креслынем. У старших детей были классные занятия, поэтому зашли к малышам.
В большой солнечной комнате, где было много разнообразных игрушек, их ожидали четырнадцать мальчиков и девочек от трех до шести лет. Они играли под присмотром воспитательницы: строили из разноцветных кружков, брусочков и дощечек разные башенки и домики.
Дети побросали игрушки и подбежали к гостям.
— Ильза! Тетя Ильза! — радостно щебетали они, окружив ее, ухватились за юбку и не отпускали.
У Ильзы для каждого нашлось ласковое слово; она гладила детские головки, а самых маленьких усадила на колени, и те сразу занялись пуговицами Ильзиной кофты. Подарки Ильзы — кулек конфет, маленькие цветные картинки, тетрадки для рисования и коробочка с красными, зелеными и синими карандашами — сейчас же были розданы, никто не остался в обиде. Сегодняшний юбиляр, сын павшего в боях у Насвы Юриса Эмкална, маленький Андрис, получил красивую книжку с картинками и губную гармошку.